своею длительностью и мелочностью весьма отвлекала его от главного, как ему казалось, дела жизни, местами доводя до скрытой истерики, которую никому и показать даже было нельзя. Глеб мёл территорию какого-нибудь детского сада летом, отбрасывал снег зимой, долбил наледи весной и осенью, посыпая их песочком, да рассылал рукописи по редакциям литературных журналов, с неведомой человеку не пишущему страстью дожидаясь ответов.
Очень занимательное времяпровождение, стоит раз попробовать – палкой потом не отгонишь человека от такой расчудесной творческой жизни.
Его бедные отец с матерью имели двоих детей: Валентина и Глеба. Отец давно от них ушел, даже не ушел, а уехал к чёрту на кулички в Ленинград, завёл там другую семью, и по скудным слухам жил тоже отнюдь не счастливо. Благодаря данному обстоятельству с Петербургом Заваркин познакомился довольно рано, в первый и последний раз наблюдая его красоты из окна катафалка, сопровождая отца до кладбища. Честно говоря, не произвела Северная Пальмира впечатления из-за шторки траурного окошечка, не произвела, да и настрой был не тот: мать на похороны ехать отказалась, брат в очередной раз влюбился-женился, пребывал в бурном фонтане семейных отношений, расставаться с коими раньше времени не желал.
Хотя папенька умер из близких родственников первым, он давно не принадлежал семье, и был, что называется, отрезанным ломтем, а вот действительно первым в их семье умирать пришлось все-таки Глебу. Произошло это неприятное событие, понятное дело, из-за литературы, а лучше сказать благодаря его несчастному графоманству, что сродни затянувшемуся детству.
Согласитесь, не может человек всю жизнь кропать рассказики с повестушками да крутиться с метлой и лопатой на тротуаре, так и не познав счастья быть напечатанным. Если, конечно, во время благополучно не сопьётся. На свою беду Глеб не пил совершенно, как и старший брат Валентин. Благодаря жёсткому материнскому воспитанию они выросли абсолютными трезвенниками, может отсюда и к литературным компаниям Заваркин оказался не в состоянии прибиться по-настоящему: ходил близко, раскланивался, но сплотиться по-настоящему в едином порыве, крепко заквасить да побуянить на дружеской пирушке, а потом уж и слиться с богемой так и не смог. Оставался недолгое время рядом, но с боку припёка.
У каждого из братьев с годами вызрело собственное хобби – Валя до сорока лет непрестанно женился и разженивался чуть не ежегодно. Притом обязательно съезжал с квартиры, точнее общей с братом комнаты к новой жене, официально выписывался, прописывался на новом месте, вроде как взаправдишный, настоящий муж, будто бы навсегда, но в скорости обязательно возвращался обратно, и что неприятно – в жутко дурном настроении.
Зло топыря нижнюю губу, не отвечая ни на какие расспросы, выкладывал свои пожитки, пахнущие чужими духами, из сумок и чемодана, восстанавливая себя в правах собственности,