перед соседками: «Глеб взялся за ум». Затем Валентин вернулся от очередной жены, снова наполнил комнату своими вещами, обиженной губой, ароматом чужих городов и весей. Анти-графоманский подвиг, естественно, отошел на второй план, о нем забыли. Ну, и пусть писал когда-то Глебка, мало ли кто по молодости не корулесит, что с того? Раньше писал, теперь служит, жизнь идёт своим чередом.
После того, как младший брат – признанный неудачник русской литературы, неожиданно расплевался с писательством, легко и вроде без осложнений враз излечился, приобретя весомый положительный общемтвенный статус, возвратившийся в семью Валентин выглядел особенно печальным и потерянным.
Мать заметила вдруг, что он начал седеть, худеть, шепнула про то Глебу, тот как-то вечером подошел к братцу близко, и действительно разглядел в знакомой с детства шевелюре седые волоски, а ведь бедняге ещё не было сорока. Говорят, у Валентина в свое время произошел некий психологический надлом, связанный с первой школьной любовью. Такое мнение неоднократно высказывал общий приятель – самодеятельный психоаналитик Аркашка – непревзойдённый знаток всех мировых религий, а так же изотерических мыслительных концепций.
По весне в апреле, когда снег начал таять, и пора было двигать в сад, набивать им бочки, Валентин отказался ехать на загородный участок, хотя больше всех в семье любил пить чай с облепиховым вареньем. Что касаемо Глеба, к любому варенью он с детства был равнодушен, предпочитая чай с сахаром и лимоном, в институте вообще увлёкся чёрным кофе покрепче, здорово помогавшим в дальнейших ночных писательских бдениях, вот ведь как бывает странно – с литературой расстался, с кофе – нет.
К тому же нынче он не дворник, занятый лишь пару часов с утра, но вполне себе работящий и ответственный сотрудник газовой фирмы, которому приходится и вечерами задерживаться на работе, и выходные дни прихватывать. Короче, за компанию со старшим братом, Заваркин тоже отказался от работы в саду, вполне вежливо объяснил причины матери, попутно взяв на себя обязательства покупать морковку, свеклу и лук на базаре, так как на овощи всё-таки зарабатывает, не то, что в прежние писательские времена, будь они неладны. А хотите – даже картошку с осени сам закупит, привезет и в их кооперативный погреб самолично опустит. Вот.
Здорово рассердившись на подросшее беспутное поколение, и не в силах сама обихаживать сад, мамаша грозно их оглядела, сказала «Ну, что же, нет так нет. Уговаривать не буду», и в одночасье продала садик с домиком, положив деньги на свою похоронную сберкнижку.
Так Валентин остался без любимого облепихового варенья, что никого ни в малейшей степени не расстроило младшего Заваркина, эх, будь что будет, ни о чём он более не переживал: зачем винтику, вращающемуся в своей резьбе, свежий воздух?
Его на работе ценят, он всегда под рукой: на больничном не сидит ни сам, ни с детьми, по театрам не бегает в выходные,