и проветривает башку. Однако ему по-любому не так херово, как мне. Вряд ли девчонка, в которую он по уши, грузит его рассказами о бывшем. А даже если и грузит – сожалею, но не сочувствую.
– Всех друзей растеряла, отпускала, отталкивала, – продолжает Света. – Никого рядом видеть больше не хотелось после его смерти. Это как… не знаю. Кажется, я потеряла себя, и теперь просто бессмысленно существую.
– Мне это знакомо, – решаю ответить я. – Но, честно говоря, я считаю, что ты… – я где-то с минуту пытаюсь подобрать слово, но все слова, которые я знаю, ни на грамм не передают того, что я о ней думаю. – Та ещё штучка! – Спрыгнув на пол я поворачиваюсь к Свете лицом. – И дело не только в том, что ты выглядишь просто охеренно! Всё в тебе, – я верчу руками в воздухе, как будто пытаюсь состыковать пазлы. – Прямо всё в тебе какое-то такое… такое! Помнишь тот день? Ну конечно же помнишь! Ты дала просраться мудакам на улице при помощи одной лишь теннисной ракетки. У тебя характер, во, – я сжимаю кулак и задираю его над своей головой. – Но при этом ты добрая, нежная, сочувствующая, – на доселе понуром лице Светы появляется ухмылка. Она касается пальцами своего лба и пытается прикрыться от меня ладною.
– Лер, – говорит она. Я настаиваю:
– Да, Стасян умер, да, тебе тяжело это принять, больно, страшно, вся хуйня… Я знаю, о чём говорю. У меня умерла мать. Отцу было похер на то, что со мной будет дальше. Он разбился о скалы горя при первой же возможности. Но мне тоже было больно, и плакать было нельзя, хотя я всё равно плакал, когда другие не видели… И я не показывал. И никому не говорил об этом. Только тебе, – встряхнувшись, я возвращаюсь к Свете, – не смей говорить, что ты бессмысленно существуешь! Если бы не ты, вероятно, в тот вечер меня бы уже здесь не было. И ещё кучу раз после – ты спасала меня, даже если тебе кажется, что ты ничего не сделала. Свет… я…
– Лер…
– Кажется, я люблю тебя, – заявляю я. Голос возвращается ко мне каким-то жутким искаженным эхом, и у меня по спине бегут мурашки, когда я встречаюсь с её взглядом. Очевидно, не этого она ждала услышать.
– Это шутка? – спрашивает.
– Да какая там шутка…
– Но, Лер, понимаешь, я не…
– Стой, – перебиваю её резко, упираясь в перила. – Стой, ничего не говори. Всё не так. Я забыл тебе рассказать, – я заглядываю Свете в глаза. Она ждёт объяснений и глядит слегка настороженно. – Я не Лера, – всё-таки произношу это, пренебрегая Пашиными доводами. – Меня зовут Валера. Валера Рыков, сто восемьдесят метров в высоту и весом семьдесят килограмм. Это не моё тело. Я заперт в нём. Понимаешь?
Светка слезает с перил и ненавязчиво касается моего плеча.
– Сколько ты выпила? – спрашивает, и я слышу, как под её подошвой смачно хрустит моё сердце.
– Я говорю правду.
– Перестань, пожалуйста, – на этих словах она начинает озираться по сторонам, затем едва сжимает меня за плечо и снова заглядывает в мои глаза. – Мне пора. Притормози с выпивкой, ладно? – затем уходит.
Я остаюсь на балконе с паскудным чувством, будто на мне сумоисты