как Женька, вся квартира принадлежала его семье. Дом стоял на главной площади, и из него была видна городская Дума – белое здание с высокими полуциркульными окнами. Потом профессора уплотнили. На площади водрузили памятник, а Думу переделали в Дом офицеров. Сидя на широком подоконнике, тоже заваленном книгами, Женька подолгу рассматривал и одинокий памятник, указующий вдаль, и военных, которые курили на крыльце под колоннами. Поскольку профессор работал спиной к окну, ни он, ни Женька друг другу не мешали. «Все пишет и пишет», – шептал Женька. Он очень гордился таким знакомством.
В других комнатах жили другие люди. Бабушка с Женькой вежливо здоровались с теми, кто выглядывал в коридор, провожая пришедших взглядами. А Женька замедлял шаг возле главной притягательности этой квартиры. На стене, между тазами и санками, висел мотоцикл. Он сверкал никелированными дугами.
3
Женька уже перерос пору, когда на него нагоняли дрему колыбельные, поэтому бабушка придумала рассказывать внуку семейные истории. Они тоже помогали – Женька засыпал. Хотя времени на это уходило больше. Присев на краешек постели и подоткнув одеяло, бабушка вела речь неторопливую и обстоятельную.
– В деревне мы жили хорошо, в пятистенке.
Женька высовывал голову из-под одеяла, и задавал вопрос:
– А что это – пятистенок?
– Изба такая, – отвечала бабушка. – Четыре стенки снаружи и одна внутри.
– Поня-я-ятно, – говорил Женька, хотя ребенку 50-х годов не дано было понять, что «пятистенок» 20-х – это признак зажиточности. Он даже название деревни не запомнил, схватил лишь, что на много дворов.
– Богатой?
– Ты о чем?
– Семьей?
– Что ты?! Богатые совсем другие. Мы были обыкновенной семьей. Крепкой. Работали, не ленились. Потом разбежались.
– Зачем?
Сколько бы бабушка не упоминала пятистенок и семью, в которой выросла, именно этот вопрос оставался без ответа. Лишь когда подрос, Женька своими силами «разложил» все по полочкам.
– Чтобы не уплотнили, – заявил он.
На самом деле ни бабушкиных родителей, ни ее братьев уплотнять нужды не было, они не числились кулаками, – иначе Алексею никогда бы не стать красным командиром. Просто в 30-х годах из деревни «побежали» многие – в городе началась сталинская индустриализация.
Но Женьке хотелось интриги. «Наверное от греха подальше», – упрямо гнул он свое. Бабушка не спорила, а наоборот, поощряла внука: «Старайся во всем разбираться сам». И чисто по-учительски добавляла странную, как тогда казалось Женьке, фразу: «Общество состоит из отдельных нас. Какими будем мы, таким будет и оно».
Со временем этим словам нашлось объяснение. Женька увлекся философскими книжками.
Теперь он утверждал:
– При очевидной замечательности французских идей, они не могли прижиться на российской почве.
И даже