удивленно распахивает глаза, замечая перед собой мои ноги, и снимает с головы наушники.
– О, ты тут.
– Это что за хрень? – спрашиваю я, чувствуя, как горят барабанные перепонки. – И прежде чем ты ответишь, я хочу, чтобы ты знал: я не могу выйти замуж за фаната Мэрилина Мэнсона, даже если это не по-настоящему.
Он наверняка думает, что я шучу, но я предельно серьезна.
– Если честно, я предпочитаю оперу. Моя мама просто обожает Сергея Прокофьева. Знаешь о нем?
Я отрицательно качаю головой, удивляясь его внезапному откровению. Его ностальгический взгляд застает меня врасплох, а сам Левий в это время слабо улыбается и бормочет:
– Это русский композитор и дирижер. В тридцатых годах двадцатого века он сочинил балет по пьесе «Ромео и Джульетта». Всегда хотел сводить на него маму.
– Так почему не сделаешь этого?
Он так долго молчит, что я решаю сменить тему:
– Я думала, тебе не нравится искусство.
Левий пожимает плечами.
– Мне больше нравится то, что можно услышать, чем то, что можно увидеть.
– Понятно. Но зачем ты включил на полную музыку и одновременно надел наушники?
Он с довольным видом улыбается.
– Это мои шумоподавляющие наушники. И они как раз помогают мне не слышать этой музыки. Чтобы я мог сконцентрироваться.
Я несколько растерянно хмурюсь. Как-то это все абсурдно и сюрреалистично.
– Знаешь, с таким же успехом ты можешь и… ну, выключить музыку. Ты что, хочешь, чтобы нас возненавидели соседи?
Он снова спокойно улыбается, и в этот самый момент в моей голове что-то щелкает.
– Ааааа!..
Ну как же ему идет быть ублюдком! Должно быть, Тито по ту сторону стены просто с ума сходит от этого шума. Если он намеревался лечь пораньше, чтобы завтра быть в форме, – что ж, не срослось.
– Как думаешь, почему я выбрал эту комнату? – поднимаясь, спрашивает Левий, одетый в одну только футболку и пижамные штаны.
– Значит, твой план заключается в том, чтобы, не давая ему спать, негативно повлиять на его способности? Как коварно, – говорю я, улыбаясь. – Мне нравится.
– Более того: он будет думать, что я всю ночь развлекался. Это заставит его потерять бдительность…
Как и факт нашей помолвки, полагаю.
– А ты тем временем вечера напролет изо всех сил тренируешься, – дополняю я, покачивая головой. – Хитро, хотя и не слишком-то порядочно для человека, напрочь отказывающегося жульничать.
– Это не жульничество. Всего лишь небольшая манипуляция. И мне совершенно не жаль продажных воров вроде него.
«Продажных воров»? Мне хочется спросить, о чем он говорит, потому что, очевидно, я не улавливаю связи, но по его взгляду становится понятно, что сегодня он не собирается ничего мне рассказывать. Вот почему вместо этого я говорю:
– Тебе лучше переодеться.
– Зачем?
– На нашей двери висела записка. Судя по всему, Ли