мимо, даже не взглянув на них, и скрылся за поворотом. Несколько секунд еще было слышно, как скрипит сухой снег под тонкой подошвой его ботинок, прежде чем все звуки утонули в вое ветра.
Ох, похоже, кое-кто только что предал семью.
«Поймаю тебя позже» – Ильдар весело фыркнул, провожая его взглядом. Убить всех Бажовых – значит убить всех, никаких исключений.
Он глубоко вдохнул ледяной воздух – на вкус тот был как тревога и новые возможности. Затем, запрокинув лицо, он широко улыбнулся звездам, и улыбка его была голодным и злым оскалом. Сегодня он тоже предает семью, и черта с два будет об этом сожалеть. Ильдар проверил кобуру, щелкнул пальцами – магия внутри нетерпеливо колыхнулась и заструилась по кровотоку, а затем обернулся к отряду. Уж отрывисто кивнул на молчаливый вопрос, и они выдвинулись вперед. У них ровно десять минут на штурм.
Часы показали двадцать часов, семнадцать минут, полный заряд батареи, одно непрочитанное сообщение и два пропущенных входящих от Яна Смолича.
***
Яра Бажова не может спать – слушает вой ветра и треск льда на реке. Ее бессоннице уже почти четыре дня, но ведьма может не спать довольно долго, куда дольше, чем смог бы человек. Поздний вечер был обманчиво тих той особенной тишиной, которая, стоит начать прислушиваться, распадется на тысячу звуков. Громче всего сегодня звучит ветер. Он поет ей о гладких перьях в крыле у сокола и о мягкости ковыля под ладонью, каплях чьей-то крови на мерзлом песке, о хрупких костях и дыме больших костров. Каждая песня его была легкомысленна и изменчива, Яре тяжело их понять – не закончив предыдущую он сразу же начинал новую, в то же мгновение забывая, о чем пел раньше.
Она стояла у панорамного окна, навалившись локтями на подоконник и упираясь горячим лбом в холодное стекло. В стекле отражалась просторная столовая в нежных оттенках голубого, пара сверкающих люстр в окружении лепных цветов, крепкий стол из темного дерева, накрытый плотной кремовой скатертью, и ее старший брат, сосредоточенно натирающий полотенцем столовые приборы. Если закрыть глаза и прислушаться сильнее, можно уловить тихий скрип ткани о стекло бокала, щелчки шестеренок в его наручных часах, едва уловимое гудение старой проводки, и как далеко в лесу шелестит изнанка, волнами нагоняя туман на снег, сухую траву и палую хвою.
Яра чуть скосила глаза, чтобы лучше видеть в стекле отражение брата. Одна его золотисто-карамельная прядь отделилась от уложенной челки и запуталась в ресницах. Он смахнул ее с лица небрежно-элегантным движением, заправляя за ухо. Яра хмыкнула. Он не повернул головы, но плечи его застыли в напряженной позе, неловкой и неудобной.
– Федя, перестань. Протрешь в ложке дыру – как тогда будешь есть? – она слабо улыбнулась уголком рта, – Что он тебе такого сказал, что ты уже неделю сам не свой?
– Ничего, что бы тебя касалось, – ответил он тихо и твердо.
Это было не то, чтобы слишком неожиданно, но все равно неприятно. Без матери