Палача не замедлили исполнить Приговор в действие».
– А-а-а-а, – истошно завопил мальчик в унисон Пленнику и оба оказались погружены во мрак.
«Теперь ты видишь – сколько бы не старался привнести в этот Мир Добро и Справедливость – он отвернется от тебя!
Ты будешь предан собственными друзьями.
Теми из них, кто еще останутся в живых после Войны».
Ехидно шипела «Отчаяние», не скрывая своего ликования.
– Бва-ха-ха-ха! – раздался дикий хохот Иллисы над ревущим от отчаяния мышонком, перед которым открылось столько Истины – мрачной и холодной, что он больше не мог терпеть.
– Оставь меня в покое-е-е! – запищал несчастный.
Тут же смех стих, а сам он оказался замурован в ту же Темницу, что и средних лет мышь.
«Нет! Нет! Этого не может быть! Пустите, слышите, пусти-те-е-е!»
Забился кулаками в камень юный Пленник, разбивая руки в кровь.
– За что?! Почему?! – захрипел мышонок, не понимая, как же могло всё так кончиться.
– Признай же, Марк… – раздался у него за спиной голос Подлой Хозяйки Видений.
Он исходил из почти высохшего, лысого, немощного, подслеповатого, с торчащими ребрами на боках и вывихнутыми запястьями, закованного в кандалы старика.
– Не лучше ли тебе умереть сейчас?! И не видеть всех тех ужасов, что выпадут на твою долю, – шептала Иллиса, протягивая к нему свои когтистые руки.
«Тебе не придется мучаться, страдать и испытывать боль, как сердечную, так и душевную».
– Нет! Поди прочь, оставь меня! – сжался в уголочке паренек вне себя от ужаса и страха.
Сейчас он не мог больше ни о чем думать, как о страшном Будущем, что сулило ему «Отчаяние».
– Иди же ко мне, мальчик мой! Ведь ты и я – одно целое, – рычала Коварная Госпожа.
Тем временем старик всё ближе и ближе подползал к нему на брюхе.
– Ну же, чего ты боишься?! Иди ко мне, я не кусаюсь, – оголила она пасть, в которой не было зубов.
– Чего, я боюсь… – повторил за ней Марк, не раскрывая рта.
«Я… Боюсь самого себя».
Вдруг осенило мальчика.
Не желая больше терпеть всех этих мук, он кинулся к Существу, отдаленно напоминавшему его самого. Недолго думая, упав перед ним на колени, Узник обнял ему голову и прижал к своей груди.
– Прости! Прости меня! Я виноват, виноват! Но я… Как бы не было мне больно, я люблю тебя! – залился горькими слезами мышонок.
Немощный старик, рассудок которого прояснился и «Отчаяние» из него, как ветром сдуло, поднял на него сухие глаза, уже не способные источать слезы.
– Спасибо, что не пал духом! И не сдался на милость недругам. Ты… Я… Одно целое! – тихо прошептал он в ответ.
Затем мужчина обнял Марка и всю «Темницу Души» озарила яркая вспышка Света…
– Да что у вас тут за муравьи-переростки такие!
– Им