Не будите спящего героя. Сергей Алферов

от горлышка до дна веревкой, выдернула пробку и глотнула.

      – Вот, пейте. По маленькому глотку.

      Все пили молча, только Горчак, принимая бутылочку, посмотрел на Милену.

      – Чтоб бежать шибче и видеть лучше. Настой чернобыльника, кукушкиных слёз и дурман-травы.

      – Чего? – ахнул Корс.

      – Чего надо! – огрызнулась Милена, исподлобья глядя на Горчака. – Ну, пьёшь ты, или что?

      Наёмник поднёс бутылочку к губам. Горький отвар обжёг язык, потом скатился по горлу и горячим комочком упал в живот. Там он продолжил гореть.

      Милена уже побежала дальше, парни – следом, а Горчак в последний раз оглянулся. С глазами что-то случилось: только что вокруг была темень, так что различить можно было только смутные очертания разбойников, теперь же ему удалось увидеть даже набухающую шишку на лбу Головы и свежую ссадину на Жоховой щеке. Он сделал шаг, другой, чувствуя в ногах необыкновенную лёгкость. В ушах шумело, звуки прилетали, усиленные эхом. Стволы деревьев замелькали слева и справа, смазываясь в сплошной забор, словно наёмник нёсся по лесу на быстроногом скакуне. Впереди ловко петлял между сосен Корс.

      Думать совсем не хотелось – хотелось бежать, не разбирая дороги, но Горчак всё-таки понял: они мчались обратно к болотам, к той самой милениной тропе, где им повстречался Симеон-корабельщик. Ковёр из хвойных иголок скоро сменился упругим мхом, а прохладный еловый воздух запах гнилью. Где-то глубоко в голове Горчака – там, где ещё сохранялись остатки осторожности, билась мысль, что надо бы остановиться и осмотреться: ночное болото – место опасное. Но глоток настоя дурман-травы огоньком горел в животе, и безрассудство тянулось от него вместо дыма.