она не чувствовала, казалось, годами. В последнее время у данийцев было не так уж много поводов для праздников.
Насколько Рен понимала, это был не праздник и дело точно было не в снегопаде, каким бы редким он ни был. Толстые хлопья падали с неба, черного от сажи и едкого от загрязнения.
По всей Срот-стрит мальчишки с громкими голосами продавали газеты, стоя на перевернутых ящиках около железных уличных фонарей. Люди толпились вокруг них, жаждущие сегодняшних новостей, как обычно жаждали глинтвейна, продаваемого в рыночных лавках ниже по реке. Когда Рен вытянула шею, чтобы мельком увидеть заголовок, кто-то, спешивший мимо, толкнул ее в плечо. Ее сумка – красное письмо и все остальное – с мокрым шлепком приземлилась в слякоть. Рен приготовилась к оскорблению, пока по привычке поправляла прическу, но мужчина наклонился, чтобы поднять сумку.
– Прошу прощения, сестра, – усмехнулся он из-под усов. – Благословенного дня.
Рен, не веря своим ушам, уставилась на его удаляющуюся спину. Здесь никто никогда не был таким милым.
Крепко прижимая к себе сумку, она продолжила путь к порту, где Северная Башня – чудовищное здание с зазубренными шпилями из внушительного черного камня – устремила свои настороженные стеклянные глаза на море. Это было, безусловно, самое высокое здание в городе, уходящее в заснеженные облака, как будто оно должно было притянуть саму Богиню к земле. Рен понимала, почему королева переехала туда. Из окна кабинета она могла видеть весь Нокейн, раскинувшийся перед ней, как шахматная доска. Изабель самопровозгласила себя Богиней, отстраненной и всевидящей.
По мере того как Рен приближалась к Башне, запахи соли и пота становились сильнее, а толпа – гуще. Люди задерживались на перекрестках и заполняли переулки. Большинство были так поглощены новостями в газетах, что не замечали ничего вокруг, толкая соседей и спотыкаясь о собственные ноги. Они обнимались. Они плакали. Они выходили из баров, их невнятные певучие голоса отражались от мощеных улиц.
Рен никак не могла понять, какая новость так всех взволновала. В течение нескольких недель все заголовки были одними и теми же: предзнаменования войны и душераздирающие рассказы семей пропавших без вести солдат.
Может, кто-то нашел их? Может, Уна сможет наконец вернуться домой? Она должна встретиться с королевой всего через двадцать минут, но незнание не давало ей покоя. Пробираясь через толпу, она купила газету и нырнула под незанятый навес, чтобы прочитать ее.
Среди рекламы позолоченных ложек и солодового уксуса, колонок светской хроники и театральных объявлений уютно устроился портрет. Прошли годы с тех пор, как она в последний раз видела лицо Хэла Кавендиша, но это определенно был он. Все в нем источало властность, от опущенных полных губ до скучающего угольно-черного взгляда. Рефлекторно она отвела глаза от его смертоносного взгляда – и увидела заголовок.
ЖНЕЦ ХЭЛ КАВЕНДИШ – ЧЕТВЕРТЫЙ ВЕСРИЕЦ, ИСЧЕЗНУВШИЙ В ЭТОМ ГОДУ. НАПРЯЖЕННОСТЬ ВОЗРАСТАЕТ. ВЕСРИЯ ОБРАЩАЕТСЯ К ДАНУ ЗА ОТВЕТАМИ
Рен