.

снова пожала плечами.

      – Как и сама жизнь, еда предназначена для наслаждения. Никогда нельзя вступать с ней в войну, ведь мы редко побеждаем.

      Улыбка Эммы походила на сияние солнца.

      Я отвернулся и сфокусировался на Мами́. Она уговаривала Эмму выбрать пирожное. Впервые за все время в моем животе свернулся клубок нервов. Люди ели то, что я готовил, в течение многих лет. Мне было все равно, что они думают об этом. Выпечка и готовка – хобби, которыми я занимался только для себя и больше ни для кого. И все же, вот он я, желаю произвести впечатление на женщину с помощью приготовленных мною вкусностей.

      Эмма прикусила щеку изнутри, и на ней появилась небольшая ямочка. С таким взволнованным выражением лица она походила на милого ребенка.

      – М-м-м. Я даже не знаю. Все выглядит таким вкусным. – Она оторвала взгляд от угощений и оглядела всех нас. – Что посоветуете?

      Сэл принялся ратовать за печенье. Мами́ начала предлагать торт.

      – Брест[27]. – Слово вырвалось у меня изо рта рычащей командой.

      Дерьмо.

      Глаза Эммы расширились.

      – Что, прости?

      Сэл усмехнулся.

      Ерзая на стуле, я боролся с желанием сбежать.

      Ни при каких обстоятельствах не думай о ее голой груди, придурок.

      Да уж, слишком поздно.

      – Париж-Брест. – Дернув головой, я кивнул на пирожное в форме колеса. – Это десерт, названный в честь велогонки на рубеже девятнадцатого века.

      – Ах. – Она покраснела. Так мило. – Верно. Брест.

      – Он очень вкусный, – сказала Мами́, прекрасно скрыв свое веселье. – Заварное тесто – знаешь, как в эклерах, – и начинка из крема пралине, а сверху свежая малина.

      – О да, пожалуйста.

      Прежде чем Мами́ успела потянуться за сервировочным ножом, это сделал я. Ничего не мог с собой поделать. Если Эмма собиралась съесть что-то созданное мною, я намеревался обслужить ее сам.

      Даже если наблюдение за тем, как она ест, в итоге прикончило бы меня.

      Она взялась за край стола, будто пытаясь удержать себя от того, чтобы преждевременно не схватиться за тарелку. Жадная девчонка.

      Мой член это одобрил. Пожалуй, даже слишком.

      Настолько спокойно, насколько мог, я подал ей кусочек, добавив немного малины, а после обслужил еще и Сэла, чтобы чем-то занять руки. Они казались такими огромными, такими неуклюжими – из-за женщины ростом пять футов шесть дюймов[28].

      Все мои попытки игнорировать Эмму оказались сплошным притворством. В ту же секунду, когда она подняла ложку, я сделал глубокий вдох, наблюдая, как ее розовые губки размыкаются, мельком увидел ее язык. Кусочек пирожного скользнул ей в рот, и она застонала.

      Этот звук обвился вокруг моего члена, сжал мои яйца горячей хваткой. Я тоже чуть не застонал. Я знал, каков на вкус десерт у нее во рту, насколько гладким ощущается крем на ее языке. Это был мой крем. Я сделал его. Мои руки доставили ей это удовольствие, знала