но быстрыми шагами, напоминаю себе на ходу: считай и дыши. Забираюсь в машину, запираю дверь на замок и мысленно точно так же запираю свои чувства. Делайла на лестнице целует Дилана на прощание, а к тому времени, как она садится в пикап, я уже почти прихожу в себя.
– Господи, Нова, да что с тобой? – спрашивает Делайла, усаживаясь на водительское место и захлопывая дверь. – У тебя такой вид, будто тебя сейчас вырвет или что-нибудь в этом роде.
– Я выпила одну рюмку. – Я скрючиваюсь на сиденье и хватаюсь руками за живот. – Подташнивает немного.
Делайла вставляет ключ в замок зажигания, и мотор начинает реветь.
– Раньше ты рюмок пять подряд заглотить могла, я сама видела. Давай выкладывай правду, в чем дело. Может… может, у тебя что-то произошло с этим Куинтоном? Дилан говорит, он парень с большими проблемами; по-моему, тебе это меньше всего сейчас нужно. – Она умолкает, размышляет о чем-то, крутя ручку радио. – Хотя было бы неплохо, если бы ты с кем-нибудь начала встречаться. А то ты, если с кем-то и связываешься, так только вдребезги напившись.
Делайла выезжает задом с парковки, а я неотрывно смотрю на дверь трейлера.
– Я так хочу, – отвечаю я. – И между мной и Куинтоном ничего нет.
Эти слова мне самой кажутся бесстыднейшей ложью – на самом деле что-то есть. Я что-то почувствовала в первый раз за целый год, даже больше, только вот сама не могу понять что.
Это, конечно, замечательно, что Ники на какое-то время заставила меня забыть о наркотиках, и все же я зол на нее как черт. Да еще и эта девушка, Нова, совсем сбила меня с толку. Смотрит и смотрит, так растерянно, с настоящим ужасом, и я не понимаю почему – разве что она откуда-то знает про меня. Потом выбегает из дома с таким видом, будто ее сейчас вырвет, и Ники что-то такое говорит: мол, у нее не все дома. А я Ники говорю, что это у нее, дуры, не все дома, если она думает, что у кого-то тут есть дело до ее мнения. Не знаю уж, с чего я так взвился. Я и Ники эту почти не знаю, да и Нову, если на то пошло, но вдруг почувствовал, что должен ее защитить, может, потому, что она сама себя, похоже, защищать и не пытается.
Ники в бешенстве выбегает из дома. Я иду следом – не из беспокойства за нее, а из боязни, как бы она не сказала Нове какую-нибудь гадость. Делаю вид, что вышел покурить, смотрю, как Ники уезжает, и говорю себе, что надо идти обратно в дом.
«Оставь бедную девушку в покое. Ты не зря обходишь таких девушек стороной. Ни к чему тебе разрушать еще чью-то жизнь или привязываться к кому-то».
Нова сидит на ступеньках, подтянув колени к груди, с таким одиноким видом, что у меня как-то не хватает духу бросить ее тут одну, такую расстроенную. И тогда я завожу с ней разговор, и в конце концов мы пожимаем друг другу руки – или держимся за руки, точнее, потому что, кажется, оба не хотим их разжимать.
Не то чтобы мы о чем-то важном говорили, но мне не понравилось, что я заметил, какая она красивая, и даже начал думать, а если бы ее нарисовать. У нее такие необыкновенные глаза. Должно быть, большинству людей они кажутся просто голубыми, но, приглядевшись, я замечаю, что в них притаились зеленые крапинки. Губы у нее