а именно нравственным, необходимо объективное правовое основание того специфического содержания, которое характеризует нравственность. В той мере, в какой оно объективно, оно называется правом, в той мере, в какой его содержанием является нравственность, оно называется правом нравственного сознания. В отличие от актуального субъективного морального сознания его можно назвать фундаментальным законом морального сознания или, короче говоря, объективным моральным сознанием. Это закон, под который должно подпадать действительное моральное сознание не для того, чтобы быть просто действительным, а именно для того, чтобы быть моральным. Его содержание не просто отлично от содержания субъективного сознания, подобно тому как содержание закона отлично от содержания факта. Ибо это не закон факта, а, в той мере, в какой мораль обозначает смысл и ценность, закон смысла и ценности, который в той мере, в какой он субъектен, обращен к субъективному сознанию как объективное требование. В этой своей субъектности она является законом должного в отличие от законов бытия или природы, определяющих факты в их простой фактичности, в их ценностном, природном существовании. Его обоснованность совершенно не зависит от субъектной позиции, и, наоборот, субъектная позиция получает от него свою обоснованность. Таким образом, субъектоцентрированность, заложенная в долженствовании, служит нам здесь лишь для того, чтобы прояснить его особый законоподобный характер в отличие от простых законов бытия и природы. И она также всегда уже предполагается теми, кто, следуя заблуждениям Шёпенгауэра, отвергает ought, поскольку не может выйти из догматически обосновываемого круга идей и поэтому не знает, что делать с ought, хотя, как я уже сказал, они всегда предполагают его сами, если хотят иметь хоть какое-то право голоса в вопросах этики. Эта субъектоцентричность должна лишь прояснить для нас требовательный характер закона, который не следует понимать так, будто субъект «требует или повелевает» (как до сих пор неверно понимается термин Канта «императив»). Не мы требуем и повелеваем, а закон требует и повелевает, закон устанавливает «требование и повеление», постольку он субъектен. Таким образом, указание на субъектность закона в «долженствовании», как, собственно, должно быть ясно сегодня каждому, кто с пониманием отнесся к ценностно-философским изысканиям Риккерта, служит прежде всего для характеристики этического закона ценности как отличного от всех законов бытия.
Основной закон морального сознания, объективная этическая ценность, является, таким образом, объективным законом, в соответствии с которым субъективное сознание морально, но не законом, в соответствии с которым субъективное моральное сознание является таковым. В смысле бытия морального сознания мы не могли бы говорить об основном законе морального сознания. Здесь можно было бы определить множественность естественных законов, обусловливающих развитие общей нравственной