окажет! Да, голубчик, скажи-ка, будет ли завтра на барском столе хлеб свежий? Праздник как-никак. Ответь-ка!
– Эмма Марковна, так-то оно… – неуверенно начал староста. Я даже догадалась, что он хочет сказать «не моя обязанность». Эх, существует ли регламентация этих обязанностей?
Выручила Павловна.
– Не твое дело, сказать хочешь? Твое дело баб найти, чтоб испекли. А коль тебя бабы не слушают, пусть твоя Иванна печет, если ты хучь для жены своей указка.
Староста зло посмотрел на няню, но возразить не смог.
– Вот что, голубчик, – сказала я чуть тише, но столь же уверенно, решив не называть старосту по имени, – закончи-ка с молотьбой да обеспечь хлеб на завтра. Павловна, а ты ступай в дом и проследи.
– Проследить и без меня могут, – возразила няня.
Настал самый неприятный момент для любого начальника: подавлять волю хорошего, даже близкого человека. Ссориться с Павловной я не собиралась. Но определиться с иерархией придется.
– Милая моя, – постаралась я сказать одновременно громко и душевно, – ступай в дом. Лучше тебя никто не проследит. А по усадьбе меня и Танька проводит. Пошли, – велела я девке таким тоном, чтобы было ясно – разговоры на тему, куда кому идти, кому что делать, окончены.
Я развернулась и пошла в ту сторону, где, по моему предположению, был сад. Сзади донесся сердитый спор старосты и няни, но, как я поняла, сами приказания они не оспаривали.
Идти было недалеко. В садоводстве я в последние годы разбиралась неплохо и тут же поняла, что на выбраковку годится каждое пятое дерево.
– Какая беда грозит? – спросила я Таньку. – Говори, не бойся.
– Старая барыня здесь ни года не жила, все у брата хозяйствовала, – неуверенно вздохнула Таня. – А без барыни, понятное дело, вольготно живется. Не всем, конечно, а кто хитер. Барыня, когда уехала к братцу своему, оставила Федорыча ключником и бурмистром, чтобы за хозяйством наблюдал и ей присылал доходы. Вот только и года не прошло, как Федорыч на Масленицу замерз.
– Это как? – спросила я, разглядывая одинокое красное яблоко, сохранившееся на голой ветке.
– Шел от кума, упал в сугроб, когда нашли – замерз уже. Стала ключницей его жена Настасья, да и она недолго прожила. А я слышала перемолвку старосты и старостихи, мол, барышня-то дотошная, в первый день в доме раскомандовалась – то ей не нравится, это не годится. Иванна-то и говорит: барышня нежная, такой замерзнуть да богу душу отдать – дело плевое. А еще того раньше – от печки угорит, как бог есть.
Несмотря на то что вечер был теплый, меня пробрал легкий морозец. Ничего себе, милое поместье! Я ожидала ужасов, но больше хозяйственных. А тут того и гляди обратно на тот свет отправят.
На секунду меня захватила мысль – а что, если таким способом можно вернуться на свою уютную дачу под Зеленогорском, к мужу, электричеству и хорошей медицине?!
Но я сразу отогнала этот соблазн. Не может быть все так просто. И Мишенька… не оставляет меня надежда, что он тоже где-то здесь. Сама не понимаю, откуда взялось, а вот тянет внутри, свербит. Нужно выживать