бабочки порхают, а тут с горки мчится глыба черная, с красными глазами, из ноздрей дым как из трубы, а рога – во! Так и хотят меня пропороть, я за них и ухватил. А уж как бык в небо взлетел, да об землю шлепнулся и не знаю.
– А мы все одни да одни, – ныла Феклушка.
– Ага, ага, – подхватили девушки, – сваха к нам ехала, ехала, да не доехала. Кто лошадь вместе с телегой назад отнес, а сваху на верхушку ели посадил?
– Мы!
– А зачем?
– А просто.
– Вот что ребята, – сказал дед Терентий, – Шли бы по свету, может, где ваша силушка богатырская пригодилась бы.
Влас и Протас переглянулись.
– И, правда, будем богатырями.
– Богатыри, – хихикнула Феклушка, – босоногие. – Где доспехи богатырские, кони длинногривые?
– Нету.
– Вот как добрые дела сделаете, когда люди вас не ругать, а благодарить станут, тогда и будете богатырями называться, – сказал дед Терентий.
– А сейчас мы кто?
– Так, балбесы.
– Ох, скукотища, – зевнула Феклуша. – только время с вами потеряла. Девушка поднялась и ушла с полянки, за ней заторопились подружки. Деревенские разошлись. Последним ковылял дед Терентий.
Оставшись на полянке в одиночестве, Влас и Протас переглянулись:
– Для кого нам теперь биться?
– А может и правда нам, Протас, по свету пойти? С утречка и отправимся.
– Чего дома сидеть, давай. Мир посмотрим, небось, он пошире будет ,чем наша Скородумовка. Только сначала поесть надо хорошенько.
– И выспаться крепенько.
Влас и Протас жили в соседних избах. Влас, придя домой, сразу повалился на лавку, захрапел. И хотя не был он еще настоящим богатырем, но сном спал поистине богатырским.
Протас не успел открыть дверь, а уже закричал:
– Мамка? Каша готова?
Мать поставила на стол огромный чугун, над которым поднимался парок.
– Маменька, – уписывая за обе щеки кашу, сказал Протас, – поем, отдохну – и в путь, хочу добрым людям помочь, злых наказать, землю нашу русскую от врага защитить.
– Да на кого ты меня покидаешь, – заголосила мать, прижимая руки к груди, – ты ж еще маленький, обидят кровинушку мою, обманут.
– Хлеба напеки в дорогу, – облизнул ложку Протас, заглянул в пустой чугун, почесал затылок, – не пойму, ел, нет ли.
– Щец, родимый, похлебаешь?
– А то.
Пока Протас наворачивал щи, а Влас видел безмятежные сны, в бедной маленькой избенке закрыв лицо руками, плакала девочка Фотинья.
–Ты чего, Фотиньюшка, ревешь, – гладил ее по худенькому плечу младший брат Егорша, – если тебя кто обидел, скажи, я заступлюсь.
Фотинья вытерла глаза.
– Утром сходи к Власу, Егорша, узнай, неужто, правда он из Скородумовки уйти хочет.
Егорша вприпрыжку пустился к избе Власа, мощный храп слышался еще снаружи. Дверь приоткрывалась и опять захлопывалась.
– Влас, а Влас, – мальчик принялся будить парня, теребил его за нос, потянул за ухо, подпрыгнул