чего мне стесняться-то.
Катя тоже говорила про себя, про свою семью, жизнь в Москве. В общем, мы гуляли после кино по парку, ели какое-то странное мороженое в зелёной, псевдояблочной оболочке, смеялись, болтали, словом, всё выглядело совершенно так, как изображают свидание в самом банальном из всех банальных кинофильмов. Может быть, потому что так и должны вести себя двое, а может быть, потому что мы сами были частью культуры, где создавались и с успехом демонстрировались в прокате такие штампованные фильмы.
Всегда удивительно, как новый человек в твоей жизни постепенно раскрывается, и ты всё больше и лучше понимаешь, познаёшь его, словно читаешь сложную, но любопытную книгу. Узнавание Кати проходило легко и ненавязчиво. Она не зацикливалась на рассказах о себе, отягощенных нудными подробностями, с перечислением имён знакомых и родственников, а также дат, которые напрочь выматывают собеседника, ничего не давая взамен. Речь её была приятной и почти лишённой молодежного сленга, а также интонаций и словечек «истинного» москвича, но в тоже время ненарочито правильная, какая бывает иногда у филологов и учителей.
Катя жила в Москве, но не всегда. Её родители, мои земляки, переехали в столицу десять лет назад в поисках лучшей жизни. Катин отец, увы, погиб в криминальном водовороте девяностых, мать трудилась на двух работах и дома бывала только поздно вечерами. Катя, окончив школу, поступила в некий Современный Московский Экономический Университет на заочное отделение и подрабатывала дрессировкой собак, а также демонстрацией их на выставках.
– Это называется «хендлинг», а я – «хендлер», – Катя хитро посмотрела на меня, отчего стала похожа на лисичку из тех мультиков, где лисы – положительные персонажи. – Сейчас, правда, хендлинг в России не очень прибыльное дело. Люди неохотно тратят деньги после дефолта, и не понимают, насколько выигрывает собака, которую выставляет профессионал, по сравнению с теми, которых выводят на ринг хозяева. Но я думаю, у этой профессии большое будущее.
Она была погружена в свой мир, где собакам, курсам послушания и защиты, выставкам и экспертам отводилась львиная доля, а всему остальному – прожиточный минимум. Удивительным было то, что в отличие от многих таких «погруженных в своё» людей, которых мне доводилось встречать, Катя была красива, опрятна, хорошо одета, приятна и легка в общении. Она почти не курила, за весь день лишь один раз за компанию стрельнула у меня сигаретку, которую дотянула лишь до половины. Мне было приятно, что посещению кафе Катя предпочла сомнительный кинотеатр с последующей длительной прогулкой, значит, ей был интересен я, а не только развлечения, плюс мои финансы были всё же скромны, да и, честно говоря, кафе-бар «Олимп» после пятничного вечера вызывал у меня тоску, а есть ли здесь еще хоть какое-нибудь заведение без столиков для стояния и алкашей для общения, я не знал.
– А я очень люблю животных, – рассказывала Катя, – дома у меня две собаки: кокер-спаниель и американский стаффордшир, а ещё