интересно, из судейских. Уж не знай, за что его попёрли тут, говорил, вроде как сам ушёл в адвокаты. Так вот, он, адвокат этот, тут не одного дела не выиграл, представляешь?
Я кивнул, затянулся сигаретой, а Зосимыч, неторопливо смакуя, отхлебнул пивка и продолжал:
– Не очень умный мужик, хотя и взрослый. На допросах вечно тут глупости какие-то спрашивал, замечания всегда на протокол писал бестолковые. Однажды совсем заколебал он меня и я, значит, его спрашиваю, мол, что же ты ни одного дела-то не выиграл, совесть, дескать, не мучает вас, мужчина? А он мне отвечает: «Зато никому по моим делам не вынесли смертный приговор!» Каково, а? Это при том, что на смертную казнь давно мораторий наложен!
Я засмеялся и опять чуть не опрокинул кружку, взмахнув руками.
– Не мораторий, Зосимыч, а запрет к применению.
– Да какая разница, – мой напарник налил рюмки и торжественно произнес: – Ну, за юриспруденцию! Кратко будем, как генерал в кино говорил.
– А может за морскую авиацию?
– За неё отдельно, стоя!
– Тогда и за юриспруденцию стоя!
Я встал и, пока Зосимыч поднимался, окинул взглядом полутёмный зал кафе. Некоторых посетителей, сидящих в кабинках, было хорошо видно, и я с удивлением отметил, что, хотя в Средневолжске нахожусь всего третий день, кое-какие лица мне уже знакомы. Вон сидит в кампании симпатичная светловолосая девица – продавщица из гастронома, что напротив нашей прокуратуры, а от барной стойки отходит с бокалами какого-то коктейля мужчина в дорогом кожаном пиджаке, мой сосед по подъезду. В кабинке напротив нашей я увидел знакомое лицо. Это был давешний партнер Зосимыча по дискуссионному спаррингу, майор, кажется заместитель начальника РОВД, одетый теперь в гражданскую черную куртку, которую он то ли не успел, то ли не хотел снимать, а лишь расстегнул молнию, чтобы не запариться в жарком прокуренном зале.
– Смотри, Зосимыч, тут твой приятель майор Бандурин.
– Кондурин. Ой, ну его, давай не будем к себе внимания привлекать, а то сейчас подойдет и начнется, етить-колотить, вторая серия марлезонского балета про невиновных и виновных.
Мы сели обратно за столик и шёпотом выпили за юриспруденцию, потом за морскую авиацию, потом за своевременную контрацепцию. Я понял, что мне срочно надо освежиться и, отпросившись на минуточку в туалет у своего приятеля, поднялся, собираясь выйти. В этот момент из-за столика майора поднялись двое его визави и тоже направились к выходу. Я с удивлением узнал в них мужчину, просившего в «комке» корвалол позавчера и капитана милиции, с которым он разговаривал позже. Капитан, так же, как и Кондурин-Бандурин одетый в гражданское, провожал мужчину к выходу, поддерживая его за плечо, для чего ему необходимо было поднимать руку, в силу своего не слишком высокого роста. Зосимыч, который зачем-то тоже приподнялся, пошатываясь, сощурился вслед парочке и мрачно сказал:
– А это знаешь, что тут за хрен? Тот самый капитан Мерецков и есть. Вольный стрелок,