Мы в него опускались, купались, ныряли, всякие трюки выделывали. Уставая – прислонялись к камням, знаешь, как в настоящем бассейне. Я не знаю, как эти камни так там сложились и сомкнулись в круг, но это так сильно меня впечатлило, что это – мое самое яркое воспоминание о Чечне.
Я не верил своим ушам, и теперь уже была моя очередь пристально в него всматриваться.
– Ты с Шатоя?
– Да. А ты откуда?
– Я тоже.
– Как? Ты же говорил про Аргун.
– Так я был в гостях у дальних родственников.
– Точно… как твоя фамилия?
– Берсанов. А твоя?
– Магомадов.
То, что мы говорим, что мы с Шатоя, не значит, что мы там родились. Когда человек говорит о своей принадлежности к какому-либо району или селу в Чечне, это чаще всего означает, что оттуда держит корни его род.
– Все как-то поразительно складывается, не находишь? – спросил я.
– А вдруг это продолжается твой сон в аэропорту? – пошутил Арби.
– Я заметил, что в жизни больше сюрпризов, чем во сне. Да и что-то захватывающее, что происходит во снах, всегда обесценивается чем-то менее удивительным, но происходящим в реальности.
Далее наш разговор плавно завершился, и мы молчали, но при этом я ощущал какое-то странное отсутствие дискомфорта. Меня не смущало наше молчание, оно перестало быть неловким. Казалось, что это просто невозможно в условиях первого и поверхностного знакомства, но тем не менее это было так. Арби чуть опустил спинку кресла назад и закрыл глаза, а я глядел в маленький иллюминатор, транслировавший мне облака, оранжевые от лучистого, расплывшегося в бесформенные вспышки, устремленные в разные стороны, палящего солнца. Лучи вели себя по-разному. Они могли прошивать облака насквозь, расстилая свои расширяющиеся плоскости, а могли расплываться, легко и бережно просвечиваясь через плотную завесу ваты.
Облака были невероятны. Они походили на застланную чудовищно колоссальным количеством пуха мощеную дорогу, не имеющей видимой границы. Самая что ни на есть небесная дорога. А если бы где-то они прервались, обличив синеву неба, то это была бы мощеная мостовая без перил над кристально чистой водой. Переведя дух, я тоже откинул сидение, вернув себя в объятия сна.
Меня снова разбудил Арби. Я опять, как ошпаренный, стал оглядываться вокруг.
– Что бы ты без меня делал? – сдержанно пошутил он, улыбнувшись.
– Долетели? – я раскрыл глаза с гримасой на губах, и точно смотрелся нелепо.
– Нет, пока нет. Надо пристегнуться, мы будем снижаться. Нужно помолиться.
– Да… да.
Я суетливо завозился по обе стороны своего сидения в поисках ремней, и сомкнул их прежде, чем меня успела попросить об этом подоспевшая стюардесса.
Самолет стал снижаться и, приблизившись вплотную к земле, тряхнулся от соприкосновения шасси с асфальтом и стремительно сбавлял скорость.
– Мы дома, – тихо сказал Арби.
Я кивнул, безмолвный от мурашек, проступивших по всему