свой билет, я вернулся к отцу и брату, и мы поднялись на этаж выше, чтобы посидеть там прежде, чем я пройду досмотр. Лорс рассеянно озирался вокруг, и его нижняя губа подобралась под верхнюю. Людей было много, кто-то сидел в кафе, кто-то присел на сидениях в зале, а кто-то на этих сидениях лежал, заснув на своих сумках. Мы опустились рядом с одним таким спящим человеком. Я очень его понимал.
– Из-за вас двоих я чувствую себя мерзавцем. – Заключил я.
– Не неси чепухи, – поморщился отец. – Мы молчим не потому, что имеем что-то против твоего переезда, а потому что это утро, и я бы с радостью поспал еще.
– Я имею что-то против, – тихонько поправил Лорс.
– Ты всегда так и просыпаешься, – сказал я. – На работу.
– Да, но сегодня выходной.
– Точно… прости.
– Чего не сделаешь ради сына.
– Саид… – продолжал шептать Лорс. – Я тебя не простил, вообще-то…
– А я знаю, Лорс. Но извиняться я не буду. Мне не за что извиняться. Ты уже большой и должен понимать, что это неправильно, что ты на меня обижаешься.
Он надулся еще сильнее. Я всегда был ласков с ним и никогда ласковым быть не перестану, но мне хотелось и воспитывать его, чтобы он не вредничал понапрасну.
– Твой брат прав. Но я, в общем-то, тоже на него обижаюсь, – подбодрил его отец.
– Пап, ты испортил мою воспитательную речь!
– Ничего я не порчу. И вообще, Саид, нам надо поговорить.
– Давай говорить, – пожал плечами я.
– Я уже сказал все то, что хотел сказать, но мне необходимо обратить твое внимание на кое-какие вещи. Первое: молчи. Не разговаривай много, не веди пустых разговоров, не рассказывай о себе лишнего. Второе: будь тихим и мирным. Не выделяйся, не шуми, просто учись себе, заведи друзей, гуляйте иногда, но будьте тише воды. Третье: не ввязывайся в передряги, оставайся в стороне от всяких происшествий, интриг и прочей ерунды.
– Лады.
– Что за «лады»? – он нахмурил брови, и одна из них частично осталась на месте. – Не ввязываться в передряги тебе не удастся, но ты должен пройти сквозь них с наименьшим шумом.
– Честное слово, я не понимаю, что это значит, и я уже устал от этих загадок.
– Сам поймешь. С возрастом вы все всё начнете понимать.
Картинно взведя руки, я решил не расспрашивать его.
– Во сколько заканчивается посадка? – спросил он.
Я взглянул на билет.
– Через час. Пап, давайте я уже пройду досмотр? А вы езжайте домой.
После недолгого спора я все-таки сумел его уговорить отпустить меня, и больше всего по этому поводу сокрушался Лорс. Когда они проводили меня до пункта досмотра, мой младший брат попытался начать со мной говорить. Отец пресек:
– Все, мы уже не будем его задерживать, тебе нужно было общаться с ним раньше.
Я растаял, словно промерзший до прочности кирпича брикет сливочного мороженого, на который положили раскаленный металлический шар, когда увидел слезу, покатившуюся по его щеке. Я опустился перед ним.
– Лорс… пап, –