утомилась и понуро ковыляла. Приметив это, Седой помедлил.
– Я бы распрощался с тобой сейчас, но бросать нежных барышень на потребу чудищам не в моих правилах. Впрочем, ради тебя правила не грех и поменять, – усмехнулся он.
– Зубоскалишь, – пропыхтела Эрсиль, оскальзываясь на услужливо подвернувшейся кочке. – Не по твою ли душу зверушка наведывалась?
– По мою, по мою. Вы на па́ру за мной гоняетесь.
Эрсиль осеклась: и это следовало за ней по пятам давешней ночью? Свести знакомство с виверном и то было бы предпочтительнее.
– Как-то ты сбледнула, подруга. Нужно тебе на привал.
Манеры Седого не пришлись Эрсиль по нраву – что это за панибратство такое? – но на воспитательные беседы не хватало сил.
Вскоре отыскалась полянка, возникшая благодаря вывороченному с корнями дереву. Почти вся она заросла брусникой, а по краям – заячьей капустой, посередине трепетали пурпурными листиками чахлые бересклеты.
– Ты – жди меня, – велел Седой. – Я кое-что проверю, затем – в О́лкер и назад…
– Все же поменял свои правила, да? – спросила Эрсиль. – Распутай меня тогда, а то чудище загрызет.
– Никого чудище не тронет. Распутаешься сама, у тебя припрятан резак, – объявил Седой и был таков.
– Гад, – просипела Эрсиль, не без основания полагая, что врагу прискучило с ней возиться, и он, не мудрствуя, улизнул. Авось оно и к лучшему!
Присев возле рухнувшей ели, Эрсиль постаралась выудить из-за голенища охотничий нож: он уже изрядно натер ей щиколотку. Выяснилось, что избавиться от обуви проще, чем ковыряться в ней обмотанными пальцами. Эрсиль попыталась зажать черен коленями, но ей мешало все: перекрученный плащ, сумки, болтавшиеся по бокам…
– Да пропади оно пропадом! – вспылила Эрсиль.
Стряхнув с себя тюк, она вдела ступню обратно в сапог и устроилась поудобнее. Ночью Эрсиль подремала всего ничего, Седой теперь сбежал, и что ей терять? Вот только страшилище неподалеку прогуливается. А пускай сделает милость и съест ее, не разбудив!..
Страшилище на Эрсиль не польстилось. Она очнулась вечером, и все части ее тела были целы – не отъедены, не пожеваны. Зато польстился заяц – на лужайку. Облезлый, длинноухий, он прыгал туда-сюда и уплетал сочную кислицу, приняв Эрсиль за бугор, не способный причинить вреда его драгоценному здоровьицу. Эрсиль развеяла это заблуждение, с кряхтением выпрямившись. Заяц подскочил и мгновенно растаял в зеленоватых тенях.
Быстро смеркалось. Прогалина светлела крошечным пятнышком, что сохранилось посреди тревожного мглистого царства. Где-то в стороне шумно взлетела сойка, заухала сова. Эрсиль поерзала, с трудом двигая закоченевшими руками. Подползла к ножу, вдавила его в землю и начала пилить веревки.
Не сказать, что Эрсиль хорошо отдохнула. Ее куртка отсырела, горло саднило, а желудок, судя по ощущениям, ссохся и прилип к ребрам. Воспользоваться