ждал казначея в маленькой полутёмной комнате, выходящей во двор и отгороженной от других помещений глухим коридором и двойной тяжёлой дверью. Здесь Ханан вёл свои самые важные переговоры.
Марфекант беспокоился, он мог ожидать всего. Ему казалось вполне естественным, что Первосвященник выместит свой гнев за поступок Иуды на нём. Он давно жил и знал жизнь. На кого-то должен излиться гнев, и, видимо, именно на него, Марфеканта. Но сейчас он недоумевал, зачем понадобился Первосвященнику в столь поздний час, и ещё более насторожился, когда его провели в тайную комнату Ханана.
«Всё дело в том, – думал Марфекант, – что я не внушаю ему уважения. Вот если бы у меня был рост как у его сына или даже у Кайафы, если бы я был привлекательней лицом…»
Маленького роста, чуть подслеповатый, в дорогом одеянии, белоснежным кефье прикрывая теффелины – нечего лишний раз напоминать саддукею Ханану о том, что он, Марфекант, – фарисей, – казначей предстал перед Хананом. Оглаживал бороду, часто проводя по лицу рукой, будто пытаясь придать большую благообразность своему виду.
Ханан сидел в углу, в руках держал грелку, ноги тоже покоились на грелке, и казначей подумал, что всегда, когда Ханан нервничает, он прибегает к грелке, будто она может согреть ему не ноги и руки, а душу.
Неприметно разглядывая Первосвященника, Марфекант вдруг понял и ужаснулся: а ведь Ханан не верит Всевышнему, не надеется на Него.
«Да, Ханан ни во что не верит, и только одно у него на уме – удержать власть», – думал Марфекант, подобострастно приближаясь к Первосвященнику и широко раскрывая подслеповатые глаза, отчего лицо приняло глуповатое выражение.
Ханан тоже вглядывался в своего казначея, будто видел впервые.
– Ты был при гробе Того Человека. Ты должен был оплачивать стражу, которую мы выставили, чтобы эти разбойники не выкрали тело… – Он не назвал Иисуса ни по имени, ни Учителем. Казалось, что он не в состоянии произнести ни одно из этих имён.
Марфекант мог ожидать всего, даже отстранения от службы, но не этого вопроса.
Из-под полуприкрытых век казначей внимательно взглянул в лицо Первосвященника.
– Да, стража получает всякий раз после несения караула, – осторожно произнёс Марфекант.
– Ты ушёл сразу? – Глаза Ханана впились в лицо казначея, и тот напрягся, стараясь унять дрожь, заставляя себя не опустить глаз под этим страшным взглядом.
– Да, – сказал Марфекант, удивляясь тому, что голос звучит спокойно.
– Ты видел, кто отвалил камень? Ты видел, что там произошло?
– Я выплатил деньги и ушёл. Стража оставалась там до конца.
– Кто-нибудь ещё там был кроме стражи? – Ханан почувствовал, как кровь прилила к лицу, он отбросил грелку и подумал, что надо держать себя в руках. Ведь он всё уже давно знает, к чему эти лишние вопросы и беспокойство?
И всё же он повторил вопрос:
– Кроме стражи и тебя там кто-нибудь ещё был?
– Центурион, начальник стражи, и Гермидий, он сопровождал