вопрос о дисциплине, – он отерся мятым платком и, уронив его мимо кармана на пол, продолжал: – Вчера мы провели проверку, многие надолго запомнят! – он обличающе обвел зал маленькими заплывшими глазками, – Очень неутешительно. Есть лица, которые спорят, не желают предъявлять у входа. А другие меня увидели и сразу повернули назад. Думали, что походят где-нибудь часок, отсидятся. Они просчитались: мои помощники в это время фиксировали на рабочих местах. Выявлено двадцать семь нарушителей, из них шестеро злостных и двое – матерых. В столовой тоже безобразие. Зеленые билетики все время лезут в очередь красных, путают установленный регламент раздачи. Хлопнула дверь, и в зал вошел Вадим. – Нарушителей дисциплины мы пометим, снизим им КТУ, вымараем из премиальных списков. Вадим с усмешкой направился к своему месту. – Вот какая дисциплина, – даже тут никак не соберемся! – выдал ему в спину толстяк. В зале зашумели. Сквозняков пересел, поставив сумку у ног, и Травкин, возбужденно дыша, повалился на сидение, качнув весь блок. В тот же момент опять хлопнула дверь и вошел Нефертити. Толстяк замахал рукой: – Товарисчи, успокойтесь. Вот вам ваш Нефедов!
Шум моментально стих. – Прошу, Григорий Савельевич, – толстяк, обстоятельно ступая на каждую ступеньку толчковой ногой, спустился с неуютной сцены. Нефедов подал ему оброненный платок, и толстяк на ходу отер им шею. Как-то буднично Нефертити бросил взгляд за широкие окна, где над верхушками тополей с залитыми солнцем кронами виднелась сияющая белизной цепь гор, посмотрел в зал, добродушно прищурился и негромко сказал: – Не берите в голову, товарищи… Настраиваемся на работу. Кто-то коротко заржал. Непередаваемая потусторонность Нефертити, нисколько не подходящая к этому актовому залу, заряжала интригой. – На основе представлений из прошлой лекции, попробуем понять ключевые явления психики, и это позволит экстраполировать эволюцию разума. Мы воочию увидим…
Дмитрий наклонился к Вадиму. – Так это просто научная лекция? – Нет, но похоже. Можно фильтровать слова, самое главное само себя покажет. И точно, Нефертити только в самом начале заговорил как университетский препод. Он вплетал такие ярко-зримые и завораживающие фрагменты, что в целом, скорее, создавалось впечатление сеанса психотерапевта. Тем более, что в зале раздалось сомнамбулическое мычание. – Поэтому у нас еще есть невидимые, но катастрофические проблемы… – Нефедов замолчал. – Ой!.. опять! – послышался женский выкрик из зала, пополам с грохотом падающих вещей и треском ломающейся мебели. Некто с довольно массивной фигурой непомерно откинулся назад в круговом движении торса, воздев широко раскачиваемые руки, в точности как это показывали по телику на сеансе Кашпировского. Седалищный блок оказался не рассчитан на такое, и тело завалилось чуть ли не затылком на пол, а соседи, не успев выскочить из кренящегося блока, хором рухнули, окончательно развалив фанерную