промолчал, потому что тупой, а Ганс, заинтересованно глядя под срез мундира Николь, вымолвил:
– У него в казарме права лежат. В тумбочке. Там все чин чинарем написано – Михаил Прохоров, Российская Федерация. А как ты с этой его малявы денег выкрутишь? – спросил он, как бы невзначай приобнимая Николь за талию.
Она не стала отстраняться, позволяя обнять себя, но потом, когда Ганс уже начал пристраиваться к ней с серьезными намерениями, вкатила ему смачный щелбан в лоб и сказала:
– Ты сейчас пойдешь в эту вашу казарму и принесешь его права. Только быстро.
Ганс озадаченно потер лоб, потом обошел Николь, походя шлепнув ее по заднице, и встал передо мной.
– Чего затих, пес кудлатый? Будем с этой падшей женщиной темные дела крутить или как?
Я взглянул на падшую женщину. Николь отпустила мой воротник и тоже ждала моего вердикта, закусив губу от напряжения.
– До дембеля два месяца. Один хрен делать нечего,– сказал я Гансу.– Иди, короче. Заодно легенду там слепи для Суслика – типа нажрался я в дрезину, но завтра точно приползу.
– Это уже двое суток будет,– возразил Ганс.– Тогда надо пузырь ставить. А если я потом еще раз свалю, то два пузыря нужно.
Мы оба посмотрели на Николь, и она чуть не задохнулась от возмущения.
– Ну, вы даете, чмошники! Вас тут кормят-поят, да еще и трахают на халяву, а вам еще с собой подавай! Оборзели вы, служивые!
– А где я сейчас пузырь возьму, женщина? – показал свои пустые карманы Ганс.
– Без пузыря его легко в холодную закрыть могут,– поддакнул я.
Хотя, конечно, Суслик, наверное, отмазал бы и так. Старшина уже раз двадцать нам докладывал, как мы ему осточертели, и какой бы он нам отвесил пендаль в направлении исторической родины, была б на то его воля. Но ведь приказ о демобилизации подписывает комбат по представлению ротного, а старшина свое мнение может засунуть поглубже и держать там в холоде, чтоб не испортилось.
Николь тряхнула мелированными кудряшками, смерив презрительным взглядом каждого из нас.
– Да уж, пока такие гамадрилы служат в нашей армии, американские матери могут спать спокойно…
Она порылась в сумочке, достала оттуда целую котлету пятитысячных купюр и отмусолила одну купюру Гансу.
– На, гусар, бери.
Ганс цапнул деньги, не моргнув глазом, хотя я бы, наверное, постеснялся – и анекдот на этот счет есть соответствующий.
– Ну, я пошел? – спросил Ганс, пошло мне подмигивая.
– Иди,– скомандовала Николь.– Только сразу сюда возвращайся, нам же еще до вечера надо будет карту на его права зарегистрировать.
– Да ты прям хакер в трусах,– похвалил ее Ганс на прощание, задержался взглядом на тележке с деликатесами и, тяжело вздохнув, вышел в коридор.
Я подумал, что пожрать и в самом деле не мешает, но только уселся в кресло рядом с тележкой и начал орудовать вилкой, высматривая себе жратву попонятее, как дверь номера снова распахнулась, и в гостиную вбежал запыхавшийся Ганс.
– Михась, спалили нас здесь! Акула, вепрь краснорожий, у выхода засаду