с тобой, сестричка, мама Женя сейчас придёт…
Евгения застыла на пороге. Всё бушевало внутри. Ей хотелось подбежать, вырвать дочь из рук нелюбимого сына, запретить подходить к ней. Но вовремя опомнилась. Натянула улыбку, подошла, кивнула в знак благодарности.
Андрей вдруг расцвёл от улыбки «приёмной» матери.
Зима выдалась суровой. Евгеньке пришлось на полдня выходить на работу, чтобы получить карточки на дрова.
– Я и не думала, что всё вот так повернётся, – Ирина прижалась к Ивану. – Я даже верить перестала в то, что ты существовал. А теперь… Я и не знаю, как мне быть теперь. Ва-а-а-нь, а ты надолго?
Голос Ирины дрожал.
– Если приехал, стало быть, навсегда?
– Навсегда, – кивнул Иван. – Мне бы только найти теперь, где устроиться.
Ирина привстала, опёрлась на локоть и, улыбаясь, произнесла:
– Не нужно ничего искать! Ваня! Конечно же! Ты можешь остаться у меня.
Иван Гладил Ирину по волосам и плечам. Она заснула быстро. Он не спал. Всё ругал себя за то, что соврал. Он не собирался оставаться.
Утром, смотря на счастливую Ирину, то и дело хмурился.
Она заметила, подошла, поцеловала в щеку.
– Мне на работу, не хмурься ты так… Я вернусь пораньше. Попробую пораньше. Работы очень много, больных нужно лечить. А врачей очень мало. Не скучай без меня! Всё в твоём распоряжении. До вечера, Ваня!
После ухода Ирины Иван продолжил хмуриться.
– Одни беды от этих баб, – произнёс он вслух.
Вытащил из-за пазухи отцовский крестик. Поцеловал.
– Пусть теперь она мучается так, как мучился я! Ли-и-и-со-нь-ка… Поросёночка ей подавай! Что же ты осталась без поросят? Не рассчитал Пётр Николаевич, сгинул. Насмехался надо мной и сгинул. Туда ему и дорога. Потом снял с шеи верёвку, разрезал её ножом. В руку скользнул кулончик в форме лисицы.
Открыл окно и выбросил его.
– Покинь моё сердце, Полянская Евгения Петровна!
На верёвку надел отцовский крест. Прилёг на кровать. Вдруг задрожал сильно. Почувствовал слабость. Вертел головой и не понимал, где находится.
Кое-как поднялся. Еле стоял на ногах.
– Золото ведь продать можно, – прошептал он, не узнавая своего голоса. – За золото сапоги предлагали. Дурак… Не согласился тогда.
Иван, шатаясь, приблизился к двери. Собрался на улицу.
– Золото можно продать, можно продать, – бормотал он.
Принялся искать кулончик. Ползал на коленях по мокрой земле, ворошил листья, разгребал. Тоскливо поглядывал на окно, из которого этот кулон выбросил. Из соседнего окна выглянула вчерашняя соседка.
С интересом наблюдала за Иваном.
– Прости меня, Женька, прости… Не уберёг. Ты сберегла, а я нет.
Возвращался весь промокший, грязный. Не разуваясь, прилёг на кровать и уснул.
Не слышал, как вернулась Ирина.
Она трясла Ивана за плечо и недовольно говорила:
– Так не пойдёт, Ваня! Просыпайся! Я никому и никогда