решение он предпочел отложить на потом.
Три последующих дня он изучал сокровище, с почти религиозным трепетом. Всякий раз испытывая восторг. Разумеется, это были самые настоящие произведения Лоренса. Вдохновение его было высоким и многогранным. То оно растекалось по страницам идиллической поэзией, то резко напрягалось, словно от взрыва вулкана, то оба аспекта перемешивались по воле фантазии, присущей только высокому стилю. Часто Китаогитсуми не мог сдерживать молчание. Своей жене, очень обеспокоенной, но не терявшей самообладания, он не мог не процитировать:
– … твоя осиная талия…
– Банально.
– Волосы цвета черного дерева.
– Сухо.
– Послушай! … журчащий ручей твоих коралловых губ… Ручей! Какая тонкая аллегория…
– Хм!
После недели раздумий (во время которой пришло двадцать семь новых страниц) Китаогитсуми, мучимый противоречивыми чувствами, не смог сдержать своего внутреннего желания.
– Жена. Я считаю, что ты должна ответить.
– У тебя с головой плохо?
– Нет. Вовсе нет. На самом деле, я убежден, что как цивилизованные люди мы не можем препятствовать этим литературным излияниям.
– Беллетристика тебя развратила?
– Не утрируй! Нашему браку это не угрожает. «Он» находится в 19 000 километрах отсюда. И десятки раз в своих посланиях он говорит о «нематериальном единении». Это не может быть чем-то иным, кроме гармонии высоких душ. Из которой, возможно, вырастет луч света.
– Так это или не так, но я абсолютно не согласна делать этого.
– Без всяких сожалений?
– Без всяких сожалений.
– Ну, хорошо. Тогда я сам сделаю это.
– Зачем? После твоего первого ответа фабрика писем перестанет функционировать.
– Ты не понимаешь. Я буду писать вместо тебя, от твоего имени. Поставлю себя на твое место.
Ее как будто огрели обухом:
– Заменгоф! Мой муж сошел с ума!..
Установилась абсурдная ситуация. Китаогитсуми посылал письма, очень сдержанные, с краткими выражениями, выверенными фразами, но которые в то же время не закрывали дверей.
К сожалению, когда Лоренс приобрел уверенность в том, что Нэнси вернулась домой, что его письма доходят до нее, а не лежат бесконечно в каком-нибудь неизвестном ящике, это подстегнуло его энтузиазм, и он оставил общие чувства, чтобы углубиться в более подробные детали.
Две страницы он посвятил их необыкновенному поцелую, с обилием объяснений, ужасных для несчастного мужа. Он говорил об искушенности ее сладострастных уст, о вселенской глубине их встречающихся взглядов, об аромате ее волос, о мягком соприкосновении щек, об учащенном дыхании…
Китаогитсуми проглотил эту пилюлю и все же решился ответить:
– Давайте, забудем об этом… Это перевернутая страница… Целуйте других женщин, а мне только присылайте стихи…
К сожалению, для большей достоверности, он посчитал полезным добавить:
– Будьте благоразумны, Паскаль!
Увы! Нэнси никогда не называла его