в Японии сейчас ночь» – но он отогнал этот неуместный призыв. И постучал в дверь.
В дверях появилась женщина, не очень молодая, с морщинками, немногочисленными, но аккуратно начерченными, с уставшими глазами, опущенными уголками рта. Она подняла рукой упавшую прядь седых волос, устремила свой обеспокоенный взгляд на его восточную внешность и значок с зеленой звездой. Промолвила: «Входите» с ухмылкой, вовсе не гостеприимной. К счастью, она говорила на эсперанто.
В доме она указала ему на стул, и оба сели. Прошло какое-то время. Чтобы нарушить напряженную атмосферу, он представился:
– Профессор Китаогитсуми, из Иокогамы.
– Я знаю.
После некоторой паузы:
– Я сразу догадалась. Я Его жена.
Снова молчание. Снова напряженная пауза. Она:
– Очевидно, вы приехали, чтобы увидеть Его?
– Хм!… да…
– Да… да… – она говорила как будто сама с собой. – Это неизбежно, рано или поздно это должно было случиться. Но я даже не предполагала, что тот, кому суждено узнать эту запутанную историю, приедет из Иокогамы. И что это будете ВЫ!
Она подняла на него глаза, и в ее взгляде, на мгновение посветлевшем, он как будто почувствовал волну симпатии. Которая тут же исчезла. Она встала:
– Пойдемте!
Он последовал за ней. Прошел в дверь. В зловонной комнате, куда они вошли, стоял полумрак. Однако, у единственного окна, частично заставленного цветочными горшками, можно было различить человеческий силуэт, скрученный в странной позе в большом кресле на колесах. Раздался монотонный голос женщины:
– Вот Паскаль Лоренс…
В хаотичном возбуждении японец приблизился к неподвижной массе. В двух шагах от неприбранной, плохо пахнущей постели сидел Паскаль Лоренс, одетый в большое запятнанное нижнее белье, с застывшим взглядом, с кривым слюнявым ртом. Жизнь, казалось, сохранилась только в его трясущихся морщинистых кистях рук. Ужасающая встреча!
Китаогитсуми как будто отупел от удивления. Он оставался неподвижным, вероятно, насыщая свой мозг полным драматизма видением. Выйдя из задумчивости, от которой забилось сердце, обратил блуждающий неуверенный взгляд на женщину:
– … с каких пор?
– Почти пятнадцать лет.
Оба снова замолчали. Как на похоронах. Затем:
– Так… что, уже пятнадцать лет он не пишет?
– Двадцать. Первый удар не сразу парализовал его, но значительно повредил его умственные способности. После этого болезнь только прогрессировала…
Мысли японца мало-помалу начали выстраиваться. Вдруг он сухо повернул к ней голову:
– Но… в течение двадцати лет… кто?…
Не было необходимости заканчивать вопрос.
Опустив веки, она вполголоса ответила, стыдливо, виновато:
– Я.
Он подошел к ней. Положил руку ей на плечо. Пальцем поднял ее подбородок, заставил ее посмотреть ему в лицо:
– Вы?