Там я и распелась и разыгралась. Дневная жара хоть и спала, но свежо не было, так что пришлось заодно слегка подновить макияж. Ведь не потеют, только мёртвые, как говорит всё тот же дядя Артём.
Потом я спустилась на первый этаж и пробралась на кухню. Оставила там в уголке кофр с гитарой и украдкой вышла к барной стойке. Зал кафе был раза в два больше, чем «У Потапыча». Он был полон бревенчатого дизайна, который тётка Анжела презрительно называла дизайном «курной избы». На стенах коромысла, глиняная посуда, матрёшки… Не хватало только огромной русской печи с лежанкой посреди зала.
Половина столиков было уже занято, но публика прибывала. К моему удивлению, количество одиноких девиц уменьшилось. Преобладали пары. За ближним к эстраде столиком сидела Луиза Генриховна в широкополой шляпе. Она высокомерно пила кофе. Рядом обретался Вадим с высоким бокалом коктейля. Свои знаменитые шорты он сменил на джинсы и был мрачен.
Бармен – юркий молодой человек с внешностью потасканного ловеласа – нагло осмотрел меня всю с ног до головы и развязно спросил: – Что петь будешь? Блатняк? – я глянула ему в переносицу и ответила: – Нет… «Очи чёрные».
Когда я вышла к народу, Тимур уже закончил вводную часть и торжественно объявил себя.
– Нет, нет, нет… – чуть ли не крикнула я, оттирая его от микрофона. – Это же не криминальная разборка и не пожар. Перед нами сейчас всего лишь славные жители Энска. Так что не стоит загораживать меня своей альфасамцовостью. Я справлюсь. – Тимур растерянно уступил микрофон и отошёл в сторону. Чего меня выперло, понятия не имею, и куда девался мой извечный страх перед первым звукоизвлечением? Никакого мало-мальски приличного сценария в голове не было, зато был кураж и здоровая злость на грядущее салфеточное безобразие.
– Какого до-мажора, собственно говоря? – думала я, чувствуя, как во мне поднимается какое-то великолепное хамство. – Отродясь не ходила в лузерах и сейчас не дамся. Идёт он, этот Тимур, лесом… по экспоненте.
– Но прежде чем спеть вам первую песню… – продолжила я. – Хочу знать с кем я сейчас дышу одним воздухом, и нет ли среди вас человека предубеждённого. То есть, с кукишем в кармане и с пакетом гнилых помидоров. Вот вы, девушка. – обратилась я к сидящей за столиком девице в цветастом, с алыми маками, сарафане и в белых кедах. – Как вас звать? – девица почему-то испугалась, жалобно оглянулась вокруг себя и пролепетала: – Вика…
– Очень красивое имя. – грубо польстила я. – Ну, и как, Вика, любите ли вы русские романсы?
– Люблю… – робко ответила Вика и вдруг так покраснела, что алые маки на её сарафане поблекли.
– Отлично! – воскликнула я. – Романс «Я ехала домой…» исполняется специально для ценителя русских романсов и просто красивой девушки Виктории! Аплодисменты Вике!
И, конечно, присутствующие захлопали. А куда им было деваться? Хлопали-то не Кате Пуаре, а своей сестре по зрительному залу…