и украшенный свечами,
Воск которых рисовал на полках, стенах и полу чудные символы.
Там за перламутровое украшение или горсть медных монет
Девушка с налобной повязкой,
Где третий глаз ее был золотом и серебром расшит,
Предсказывала человеку судьбу.
Гадалка усаживала гостя на ковер и подушки перед совсем низким столиком,
Наливала в пиалу кофе и чай, чтобы в гуще узреть грядущее.
Задевая посетителя браслетами и широкими рукавами,
Брала его руку, читала будущие дороги по линиям на ладони.
В тенях, обведенных на потолке и стенах искрившимися свечками,
Танцевали духи, с которыми гадалка беседовала.
Когда силуэты замирали,
А свечи из голубого, зеленого, розового и желтого воска сами собой гасли,
Точно задутые чьим-то сильным дыханием,
Цыганка вынимала из-за золотого корсажа платок,
Расстилала его на своем столе, сев в позу лотоса,
И раскладывала на пересечениях нитей свои карты.
Причудливые фигуры,
Созданные фантазией художника и колдуна,
Многочисленными глазами заглядывали в то,
Что скрывалось за горизонтом,
То, что должно было подняться из-за его туманной линии с Луной или Солнцем однажды.
На закате в фургон,
Задев зазвеневшие нити с битым стеклом, птичьими зеркальцами и колокольчиками,
Вошел юноша во всем черном.
Всю ночь он провел в объятиях черноокой красавицы и дыма благовоний,
А утром,
Едва помня, как в дыму чувств и жженых трав оказался,
Вышел из кибитки с двумя врученными ему на память о встрече картами,
Изображавшими осужденных на казнь женщин.
Перегнулся юноша через косые перила приставленной к кибитке лесенки,
Сорвал белую шток-розу,
Принесенную в виде семени ветром или повозками странников из Карнандеса,
Одиноко взошедшую среди красных пышных бутонов,
И украсил ею черную шляпу с плюмажем.
Протиравший стеклянные колбы с зельями доктор
С первого взгляда узнал молодого человека,
Сидевшего на перилах и поправлявшего черный платок,
Повязанный на правой руке от запястья и до локтя,
Завязанный на несколько прочных узлов.
Не нужны были торговцу из палатки со звездами
Ни карты, ни хрустальный шар,
Чтобы узнать,
Что этот юноша накличет ему беду.
Доктор Ф: И снова треклятый де Рейв на моем пути!
То-то копотью покрылись все склянки,
Стоявшие слева от этой окаянной кибитки,
Чтоб ее, влекущую на меня безденежье,
Волокло по всем перекресткам!
Посмеялся юноша, обернувшийся на знакомый ему голос,
И поклонился, сняв шляпу,
Со всем озорством Пака или Фавна.
Де Рейв: И Вам не хворать,
Любезнейший господин Генрих!
Все королевство встречает близящееся лето,
И