антилопа
Через сны мои бежит.
Глава 3
Солнце после Нового Года резко повернуло на весну – и на мороз. Пушистый снег под окном так и искрился в его лучах, собачьи и птичьи следы лежали на нем глубокими синими тенями, а небо было таким голубым, что Аурике на миг показалось – это март. В воздухе словно запахло скорым теплом, близким половодьем – и хрусткой корочкой наста, по которому так хорошо бежать на лыжах…
Аурика улыбнулась, вспомнив тот далекий мартовский день, одну из первых их с Бером лыжных прогулок.
Они неслись тогда через заснеженный лес, по лыжне, сначала укатанной, потом чуть подтаявшей, а позже снова подмерзшей – лыжне, на которой самым трудным было не продолжать бег, а остановиться. Не было ни ветерка, небо было жемчужно-серым, словно крылья лесного голубя-вяхиря – но с веток сосен и елей, под которыми пробегали лыжники, время от времени, как бы ни с того ни с сего, срывался снежный ком и попадал точнехонько за шиворот Беру или Аурике. Разгоряченные бегом, они хохотали, ничуть не обижаясь – в этот день, на самой кромке зимы и весны, им тоже хотелось шутить и дурачиться.
А потом – меж берез и туч вдруг блеснула пронзительная синева. Жемчужно-серое раздвинулось медленно, будто занавес в старинном театре – и пошло, и пошло, и синее сверкало все ярче, а потом из самой его сердцевины вдруг хлынуло – золотое. Золотистый снег, золотые и розовые стволы берез, словно облитые пламенем стволы сосен. Стая сорок, сорвавшаяся вдруг откуда-то с веселым тарахтеньем. И победная свирель снегиря над самой головой.
– Спасибо, братья! – закричала она тогда, высоко подняв руки с лыжными палками. – И вас с новым годом! И вы… будьте!
И понеслась вниз под гору вслед за Бером.
А потом они сидели у костра на краю поляны, подбрасывали в огонь смолистые поленья из сухой елки и, прижавшись друг к другу, просто смотрели на искрящийся мир вокруг. Сидели не просто так – в кустах у поляны обнаружился – что бы вы думали? – настоящий диван! Вернее, несколько старых диванных подушек. Кто и когда, а главное – как завез их сюда, прямо в лесную чащу – гадать можно было долго и не догадаться никогда. И Бер с Аурикой особенно не старались – они только весело посмеялись над новой шуткой леса и, поблагодарив, подтащили подушки поближе к костру. В мартовском заснеженном лесу сидеть на диване и смотреть на костер – остроумный символ всей их новой жизни, разве не так?
– Мы никогда не состаримся, Бер! Никогда! Даже если проживем тут сто двадцать лет!
– Да, Рикеле. Никогда.
…Аурика, все так же улыбаясь воспоминанию, открыла фарфоровую крышечку маленького белого чайника. Тонкий носик чайника чуть изгибался, будто древесная ветка, а на боках у него нарисованы были золотисто-зеленые травы. Каждый раз, глядя на них, Аурика вспоминала лето, июльский зной, терпкий запах полян и лугов, где они собирали с Бером душицу и зверобой, таволгу и дикую мяту, кипрей и малину… Да разве все упомнишь! Вот они, летние травы, пучками лежат и висят в маленьком шкафчике-кладовой, берегут душистое тепло для холодных зимних дней. Кинем в чайник немного таволги, малины, добавим ягод шиповника… Чуточку душицы – сколько ее кладет Бер? Убежал на урок, хоть и каникулы – ну, да что с ним поделаешь, ему ведь так всегда хочется передать ученикам еще хоть немного