Глупейшая смерть. Но… последние ночи он мучился от собственного бессилия. Возможно, это стало причиной безрассудного шага – суметь сделать хоть что-то.
Элиза достала из его опаленного жилета кожаное портмоне и развернула бумагу о помиловании. Обмахнув как веером бумагой еще чувствовавшее недавний огонь лицо и слезящиеся глаза, Элиза протянула ее своему рыцарю.
– Я никому не болтал! – заорал снова один из задержанных похитителей, стоявший на коленях с заломленными за спину руками.
– Всех их, моим именем, – монотонно сказала Элиза, проводя по списку имен, – от них дурно пахло.
– Славная госпожа, простите, что… – поклонился рыцарь.
– Нет. Тебе я не прощу только твои ошибки. Сегодня ты их не совершал, – холодно отвернулась она.
– Славная госпожа, мы здесь инкогнито?
– Нет… – устало отмахнулась Элиза, – я же сказала. «Моим именем». Но если хочешь, вот тебе «инкогнито». Сюда не прибыла стража. Начальнику городской стражи лучше бы исчезнуть и очутиться где-нибудь, где я могла бы с ним побеседовать. И наймите раздельно двоих из местных, не связанных с Косым, чтобы проникли в его рабочий кабинет с целью украсть несуществующую компрометирующую безделушку. Платите щедро.
Словом, по итогу этой неудавшейся свадьбы на руках Элизы осталось несколько списков людей. За исключением перечня команды фрегата, удостоенной похвалы за подавление пиратского погрома, в остальных списках через сутки значились лишь трупы, к тому же неразрывно связанные с ее именем. За исключением старшего брата Марата. Тот застрелился сам. Хоть она бы и предпочла этим спискам живого барона до конца своих дней, но не всегда все идет так, как хочется.
– …во славу мою. Явственно и недвусмысленно, мои слуги уничтожили множество отбросов. Чаще всего в этом не было ничего рыцарского, потому мне пришлось озаботиться складывающимися обо мне представлениями. Добавить мистические намеки на ритуальность их работы. Я заранее объяснилась с инквизицией, предоставив им все доказательства. Подтолкнула их самих к выводу, что выдуманные мной процедуры – необходимость. Праведный слуга защищает хозяйку и для того совершает грех убийства. «Имею ли я право очернить смертным грехом его не мною дарованную бессмертную душу?» – Элиза рассмеялась, закашлялась и отрезала грубым голосом, – нет! Так пусть он помнит об этом и покажет свое понимание нарочито искусственными ритуальными действиями. Примерно также как показывает, что помнит о своем статусе и долге, приветствуя меня.
– Люди всегда находят оправдания братоубийству. Мне это не интересно. Расскажи, как именно ты провернула эту штуку, – прервало золотистое существо.
Виляющая тропинка почти скрылась в тенях деревьев. Если бы не порхающий впереди собеседник, казалось, что конь просто толчется на месте.
– Так дело в том, что я ничего не «проворачивала».