у музыканта был хороший, поэтому стоило ему закончить песню о величии и красоте Сиваньму, как плотники поманили его к себе. Минуту спустя они уже распевали хором песню о семи карликах, что пытались взобраться на лошадь.
«Буду впредь помалкивать», – решил про себя монах и снова уткнулся в свою миску.
После ужина Сонциан отправился ночевать на сеновал, а Чжу Люцзы остался на постоялом дворе. Он пересел к весёлым плотникам за стол и заказал ещё вина.
Сонциан спал беспокойно. Ему казалось, что он стоит в главной зале своего родного монастыря, а вокруг него прыгают и хохочут бесы-оборотни всевозможных видов. Самый здоровый, рога которого упирались в перекладину на высоком храмовом потолке, рожей своей похож был на Кокори-бханте – если бы не длинные зазубренные клинки, которые торчали из-за его нижней губы. Вместо глаз у верховного демона были две дыни кивано.
Сонциан же стоял на дощатом полу ни жив ни мёртв и повторял восьмую камишутту на три сотни раз. На голове у него был золотой обод, который тихонько гудел. Оборотни безуспешно пытались дотянуться до монаха, но их когтистые лапы раз за разом отскакивали от сияния, исходившего от обода.
Наконец два маленьких бесёнка подвели к монаху верховного демона. Сонциан зажмурился и услышал, как демон заорал ужасным хриплым голосом:
– Разлепи уже веки!
От крика Сонциан проснулся и подскочил на месте, разбросав пучки сена во все стороны. Рядом с ним стоял Чжу Люцзы, в глазах которого до сих пор плескалось вчерашнее вино.
– Ну и горазд же ты поспать, – сказал странствующий воин, который за проведённую в пьянстве и песнях ночь успел надорвать голос.
Сонциан наскоро умылся, забросил на плечо дорожный мешок и вышел из сеновала на улицу, где солнце уже взобралось по небу почти на самый хребет. Чжу Люцзы дожидался его у ворот, сжимая в одной руке свою булаву, а в другой – плетёную сумку, в которой позвякивала полудюжина винных кувшинов.
Погода выдалась хорошая, и весь день монах с демоноборцем провели в дороге, прошагав немалое расстояние. Вечер застал их в поле, и, подметив, что солнце уже начало краснеть, Сонциан предложил свернуть с дороги. Переночевать путники решили возле раскидистой туи, которая росла неподалёку, окружённая можжевельником. Люцзы прошёлся по зарослям, но дров для достойного костра набрать не сумел. Горстка сухих можжевеловых веток быстро истлела, и к путникам со всех сторон начала подползать ночная тьма.
Сонциану стало боязно, и он, чтобы успокоиться, засунул руку в дорожный мешок, чтобы вытащить оттуда волшебный обруч, нацепить на голову и заснуть спокойно, не опасаясь ни настоящих оборотней, ни приснившихся ему ранее.
К ужасу Сонциана, вместо обруча он вытащил из мешка ржавую подкову. В панике он подскочил с места и вытряхнул из мешка всё, что в нём было. На притоптанную траву упала шкатулка со списком восьмой камишутты, запасная пара исподнего и свёрнутая на четыре раза грязная простыня.
– Воры! –