назвали бы уродством. Но для странствующего воина не было ничего достойней, чем полученная в неравном бою отметина.
– Оборотню под руку попал, – нехотя сказал музыкант.
– Сколько их было?
– Кого?
– Ну оборотней!
– Один всего, такой огромный, – сказал музыкант. – Выше на целую голову тебя, уважаемый.
– Всего один? – прищурился Люцзы. Уважение съёжилось в его сердце.
– Если бы не бродячий монах-комусо, в клочья меня порвал бы оборотень этот, – в голосе музыканта звучали воспоминания, которые он безуспешно гнал от себя вот уже четвёртой кружкой пива.
– Эх, – сокрушённо вздохнул Чжу Люцзы, – выходит, никакой ты не воин.
– Помилуй, уважаемый! Музыкант я, – показал на пипу его собутыльник.
«Не гнать же теперь его из-за стола», – подумал Люцзы с досадой. А вслух сказал:
– И среди музыкантов достойные люди попадаются. Может, ты умеешь песни сочинять?
Чжу Люцзы вспомнил, как нравилась ему песня, однажды сочинённая в его честь. Песня была хороша, покуда не стало ясно, что предназначалась она совершенно другой цели. От воспоминаний о своей прежней неловкости странствующий воин покраснел.
Музыкант заметил, что Люцзы к музыке небезразличен, и произнёс такие слова:
– Пусть я и не придворный сочинитель, но всё же какой-никакой талант имею. Позволь мне сочинить песню о твоих подвигах, уважаемый? Уверен я, что ты на своём пути немало повстречал оборотней и прочих демонов.
Чжу Люцзы зарделся от удовольствия и сказал:
– Не далее как вчера я двух оборотней одолел зараз. Хотели они монаха сожрать, но куда там! Повезло тебе, что я рядом оказался. – С этими словами Люцзы хлопнул монаха по плечу.
Тот поперхнулся и закашлялся.
– Богиня Запада прислала тебя на моё спасение, – сказал монах, прочистив горло. – Да пусть всегда будут чисты её рукава и золоты её косы!
С этими словами Сонциан поклонился так низко, как только мог, не вставая со скамьи.
– Воистину, богиня Запада ведёт нас к цели, – продолжил монах. – Не пройдёт и недели, как мы доберёмся до Синей горы. Там я вручу настоятелю парадную робу, краше которой нет во всём Итаюинду.
Музыкант стал расспрашивать Сонциана:
– Что за роба?
– Гляди сюда, уважаемый! – и Сонциан вытащил из дорожного мешка свёрнутую вчетверо робу.
Золочённая вышивка заиграла огнями, отражая пламя масляных светильников, висевших на стенах. Все посетители разом повернули головы.
– Ах! – раздался возглас восхищения из угла. – Сколько живу, такой красоты не видел! – произнёс сидевший там старик.
– Неужто золото настоящее? – удивилась его жена.
– Да наверняка уже, – ответил старик. – Зачем врать монаху?
И правда, врать монаху было незачем. Но и показывать золочёную робу всем подряд не стоило. Ведь это могло привлечь внимание грабителей и воров.
Монаху