вышел на холодный воздух и принялся мерить пространство шагами.
Подворье подле агафьиного дома было небольшим, узким. Потому как в Пограничье хозяйств не держали: все больше жили провиантом, что везли с собой купцы из Лесных Земель. И, верно, оттого-то шагов не хватало, чтоб собраться с мыслями.
А те шалили, заставляя его метаться по двору, да будя одиноких собак, чей покой был нарушен гулким хрустом снега. Вдалеке послышался растревоженный лай, и Свят глухо выругался.
Дурень. Как есть дурень. А еще – охотник. Сын старосты.
И что на него нашло? Они ведь с Заринкой – друзья. С детства. И коль ему так невмоготу было, так отчего ж не женился, против батьки пойдя? Или это усталость, да близость девичьего тела сыграли с ним злую шутку?
Да и откуда в нем нынче тот голод возник? Отчего тело огнем вспыхнуло, когда к Заринке он всегда по-дружески, по-свойски?
Ему б коли и сказал кто, что окажутся они вот так, разом да под одним покрывалом, так он бы заверил того: «Мол, не бойся, сдюжеем». А тут, оказалось, не сдюжел. Как есть, дурак.
Свят был так зол на себя, что не мог остановиться. Ноги несли его по-за дворовые ворота, вдоль окраины Огнеграда. И вот уже перед ним – стена, ощерившаяся прочными створками, и пара стражников – охраной всему.
Ногами диковинный ритм отстукивают, греясь от кусачего мороза. Слышно:
– Давно такого холода не бывало. Знать, снежная пора к концу близится, оттого и лютует злым озимком…
Свят притаился. Подходить к сторожевым ему было боязно: и в своем Княжестве с такого дела ничего хорошего ждать не приходилось. А тут…
Огнеград. Первый город Пограничных Земель. Здесь каждый – чужак, и каждый – мошенник. В лучшем случае выпорют, в худшем…
Купцы говаривали, будто в Пограничье судов не чинили. Украл – руку отсекут посреди двора, и бросят подыхать, что собаку. Никто не заступится, никто не протянет ладонь обрубку. А воровали в Огнеграде часто, оттого и костями мелкими усыпано было поле по-за стеной каменной. И хорошо, что нынче зима. Снег заметает что поле, что кости белые. И Заринка – его Заринка – не напугалась по пути. А ведь могла…
Охотник вновь выругал себя за мысли крамольные. Его Заринка? Отчего ж? Он не сможет с ней вот так, когда любит другую. И обманывать не станет. Вот только любил ли он Ярославу, когда до другой губами тянулся?
Свят уж было развернулся на носках, чтоб в избу воротиться, как топот копыт да громкий крик заставил его замереть:
– Открывай! Именем Тура Каменного!
И охотник, позабыв об опасности, кинулся в избу Агафьи.
Ни кафтан, ни тулуп скидывать не стал. Положил только перед испуганной бабой на стол алтыны да запросился:
– Дай кобылу, да из города выведи. Алтынов не пожалею!
А сам вбежал к спящей Заринке.
С тех пор, как Чародейка вернулась с капища, солнце оборотилось в луну. И вновь стало солнцем. За окном брезжил рассвет, оттого и тени, что дрожали в углу горницы, желали скорее раствориться, исчезнуть.