безбожия, воспринимавшаяся и получавшая отклик в Париже, не находила места в Испании с её сильнейшим католическим менталитетом, и к тому же и вследствие того – её некому было распространять и не к кому с нею обращаться.
Почти не поколебленная рационалистическими, материалистическими идеями или сомнениями приверженность Церкви составляла неотъемлемую черту и прагматических экономических обществ, и университетов, часть которых или часть факультетов которых, несмотря на исходившие от королевской власти предписания идти в учебном процессе в ногу с веяниями времени, продолжала вращаться в сфере средневековой схоластики[6].
Более того, сами просветители-теоретики, в том числе Ховельянос, не преодолели в себе теологического мировоззрения и рассматривали в качестве истинной веры веру римско-католическую. Философской формой выражения их неярко проявлявшегося свободомыслия являлись деизм, частично пантеизм, крайне неглубокий и непоследовательный материализм.
Половинчато-умеренный характер мышления и практических целей просветителей обнаружился и в области социально-экономической и политико-правовой. Являясь убежденными сторонниками реформ, они возложили все свои надежды на осуществление проектируемых преобразований на «просвещённого» монарха, идеальным, в сущности, олицетворением которого, с их точки зрения, был Карлос III. И в этом смысле испанское Просвещение, ориентировавшееся и ограничивавшееся верхними слоями общества, имело в значительной мере компромиссный, аристократический и вместе с тем консервативно-либерально-буржуазный характер, с недоверием, а то и с опасением, относившееся в лице ряда основных своих представителей к «черни» как социально-активной силе, отличаясь, однако, скептическим к дворцовой элите настроем.
Идеи зрелого национального Просвещения – органическое продолжение идей Просвещения раннего, I-й половины XVIII века, развивавшегося также под знаком рационалистической критики всех сфер общественной жизни Испании, прежде всего, хозяйственной и научно-образовательно-педагогической.
Критика хозяйственного упадка Испании вызвала интерес к экономической литературе и, соответственно, – сочинению такой литературы. Авторы экономических трактатов стремились разрабатывать и обосновывать идеи, воплощение которых в жизнь объективно способствовало бы развитию в Испании буржуазных отношений. Основу методологии их сочинений составлял преимущественно кольбертинский меркантилизм[7].
Сущность раннего испанского Просвещения определена была воззрениями монаха-бенедиктинца Б.Х. Фейхóо-и-Монтенегро (1676–1764), профессора университета в Овьедо и его ректора, ознаменовавшими собой высшее достижение просветительской мысли Испании в 1-й половине XVIII века и возвестившими начало нового периода в духовной жизни страны[8].
Б.Х. Фейхóо-и-Монтенегро,