и он сидел. Оттого и возможность была помечтать втихомолку. Те, что стояли, тискали друг друга и осуществляли экзистенциализм: иностранную философию остроты существования. Чувство бытия у плотно стоявших было сильным. Мечта тут не требовалась.
У сидевших этой остроты, конечно, не было, но отвращение содержалось не меньшее. Вот так и катили, чертыхаясь, притиснутые, потные, сдавленные, проклиная эту жизнь… Может, среди стиснутых вынужденно в единство, были самые что ни на есть характеры: и Ноздревы, и Коробочки, и Цезари, и кто хочешь! Да только, как это проявить? Все притиснуто, нет владений, где нрав свой и чудачество можешь вещественно выразить… У всех, приблизительно, все одинаковое. А если и чудит, то скрывает от постороннего взора, свои причуды. Вещички, которые выказывают норов, в ящик припрячет, если не тот придет человек. Без внешности голенькие стали люди. Ни тебе родословной с медальками за стати и книгами породы, ни богатства, ни положения… Потому что сегодня – это положение, а завтра, глядь – ни положения, ни человека! Сгинул! И ни одна душа не полюбопытствует, куда это бывший наш Президент пропал?
Голенькие они все одинаковы. Ну, один чуть выше, другой ниже… разве это различие? Люди… И в этом смысле, Андрей Петрович, ничем от ехавших с ним вместе не отличался. Разве что по случаю ему повезло и он сидел, а не мучился смятый в проходе.
Но, если снаружи такое сходство и пригнанность, то вовсе не означает это, что под одинаковой личиной одна и та же начинка содержится. Там, за дверью души такие (у некоторых) распахиваются пространства! Такие чудные владения, что дух захватывает. Но мало кто тебя так просто к себе в личный мир запустит. Не очень-то приглашают. А силой проникать еще не научились, и мысли подслушивать не научились как следует. А в какие только размышления не пустится человек в переполненном нашем автобусе. Да для того хоть, чтоб как-то отвлечься, скрасить…
Вот и Андрей Петрович хоть и сидел с непроницаемым лицом, и лицо неприметное, и фигура средняя, а сильное движенье мысли внутри имел. “А чего? – думал он. – Почему бы мне не быть другим? К примеру, Цезарем или Понтием Пилатом? В историю войти и в книги!”
Потом мысль Андрея Петровича перескочила с личностей истории на фантастические произведения сегодня, про Пришельцев, которых от людей земных никак не отличишь. А Пришельцы эти, что ангелы, что бесы, не от мира сего существа, тем временем человеку земному всякую пакость чинят. Поумней которые, и те с ними договориться не могут. Прав мой полуангел-алкаш сегодняшний. Многие должно быть засланы в нашу жизнь с особенным заданием, но такие, как я, про то совсем не знают. А такие, как Ангел пивной – припомнить не могут вовремя, а когда припомнят, то поздно, зря лишь мучают себя… – так думал Андрей Петрович, рассматривая исподтишка людей вокруг. Были и другие мысли, однако тут объявили ему остановку. Андрей Петрович, враз соскучившись, мысли скомкал, поднялся проворно с сиденья и стал проталкиваться к выходу.
“Ишь глаза налил! – заметила одна простая баба, которую он толкнул с некоторой