Мусы со [своим] светом и умением
оказалось скрыто завесой от них. А ты без крыльев не лети.
Он [= поступок шаха] есть алая роза, ты ее кровью не называй.
Его разум опьянен[53], ты его Маджнуном [= Одержимым] не называй.
Если б кровь мусульманина была желанием его,
то я – неверный, если бы привел имя его.
240 Сотрясается Престол от прославления злодея[54],
подозрительным становится от его прославления набожный.
Он был шахом, и шахом весьма сведущим был.
Он был избранным, и избранным Аллаха был.
Того, кого такой шах убьет,
к судьбе [его] и к наилучшему сану притянет.
Если бы он не увидел его [= ювелира] выгоду в подавлении (кахр)[55] его,
когда бы стала Абсолютная милость (Лутф-и мутлак) подавления ищущей?
Ребенок трясется от ланцета кровопускателя,
сострадательная мать в тот момент рада-радешенька.
245 Полдуши Он возьмет, а сто душ [взамен] отдаст.
То, что в твое воображение не придет, Он отдаст[56].
Ты сравнение с собой проведи, однако
далеко-далеко упал ты. Вглядись-ка ты хорошенько!
(Бейты 35–246 – перевод А. Хисматулина)
Рассказ о бакалейщике и попугае и [о том, как] пролил попугай в лавке [розовое] масло
Был бакалейщик, а у него – попугай,
сладкоголосый, зеленый, говорящий попугай.
При лавке он был обычно сторожем лавки,
ведя разговор со всеми торговцами.
Обращаясь к людям, речистым он был,
в мелодиях попугаев искусен он был.
250 Вспорхнул он [как-то] от лавки, прочь рванул,
бутыли с розовым маслом разлив.
Из дома вернулся хозяин его,
у лавки уселся безмятежно хозяин его.
Увидев лавку залитой маслом, а одежду жирной [= в жирных пятнах],
по голове его он ударил – попугай облысел от удара.
В течение нескольких дней он [= попугай] слова не проронил.
Мужчина-бакалейщик в раскаянии [тяжкие] вздохи испускал.
Бороду он рвал [на себе] и приговаривал: «Как жаль!
Ведь солнце благосостояния моего ушло за тучу!
255 Пусть бы сломалась моя рука в тот момент,
когда ударил я по голове того сладкоязычного!»
Подарки раздавал он каждому дарвишу,
чтобы [его молитвой] обрести речивость птице своей.
Спустя три дня и три ночи, расстроенный и рыдающий,
у лавки сидел он, обезнадеженный,
показывал той птице он всякую всячину украдкой,
возможно, вдруг она заговорит.
Одетый во власяницу, с непокрытой головой [каландар тут] мимо проходил,
с головой без (единого) волоска, как днище таза и чаши.
260 Заговорил попугай тотчас,
оклик дарвишу бросив как разумные (люди):
«Отчего, эй, лысый, ты с лысыми смешался /средь лысых оказался/?
Неужто из бутылки масло ты пролил?»
От его сравнения смех разобрал людей,
потому что себе [ровней] он посчитал