была бы неинтересна жене, которая не раз и не два упрекала его: «Обещал несчётные звёзды с неба… А я всю жизнь считаю до тридцати, чтобы ошпарить помидоры и аккуратно снять с них красную кожицу для салата».
– Девочка в платье ситцевом, ах, мама-джан, снится мне… – Большой Гуджо невидимо, чувственно распелся всерьёз.
Грек хохотал, рассказывая ему и Аджике историю соседского десятиклассника Жавы.
По окончании школы с целью достичь полного взросления в компании подобных ему шалопаев тот на родительские деньги был отправлен во взрослую курортную поездку, из которой возвращаются мужчинами.
Подвыпившие друзья в гостиничном номере «по блату» подшутили над ним, сказав, что обыкновенно тут красавицы сами стучатся в двери, просят дать прикурить. Ну, а дальше…
Жава приготовил коробок со спичками и несколько «мятных» слов, чтобы «залепиться» и непринуждённо разговорить незнакомок.
Чирк! «Нэ бойса», озарило нас любовью…
Жава даже успел почувствовать себя могучим гребцом, способным удержать уверенными руками крепкий челнок в любом водовороте событий…
Утром его обнаружили спящим у двери на стуле, под ножками которого валялся полный спичечный коробок.
Светлолицые, ласковые, гладкие красавицы той насмешливой ночью так и не пришли к нему.
Каро знал, что это тот самый Жава-переросток, который как-то объявил одноклассникам о своей сверхспособности по походке девушки безошибочно диагностировать: целомудренна она ещё или уже нет!
После этого на переменах вокруг Жавы роились мальчишки всей школы. От прилива крови их пунцовые лица казались вымазанными фалунской плотно-красной краской, сияющей так, как если бы над Скандинавией вставало такое же жаркое солнце, как и над их городом.
Густо напряжённое, с глубоко посаженными от природы глазами, лицо самого Жавы, мистически проницая школьные коридоры, торжественно-мрачно превращалось в сакральную маску.
Подчёркнуто значимыми наклонами головы влево и вправо он через паузу «сортировал» школьниц: «эта – уже всё…» или гораздо реже: «пока – нэт, то…»
Иногда в отношении десятиклассниц оценка «эта уже всё…» дополнялась циничным временны́м обстоятельством – «…и давно, то».
В первую категорию «по Жаве» попадали почему-то подряд все, без исключения, старшие красавицы школы, которые, ненавидя, боялись его и в тетрадях нервно, придавая злу абсолютную форму, рисовали «провидца» в виде вертикально надвигающегося чёрного прямоугольника с лютым зевом вместо рта. Без носа. Без глаз. Без души… Бес.
– Каро! – голос Аджики пьяно покачивался, – секретаря райкома ты же стрижёшь? Скажи, что у него, коммуниста, в голове?
– Я причёску ему делаю, а не трепанацию! И заканчивайте, скоро смена начнётся.
«Сравнил истории: мою искреннюю и этого сосунка!» – Каро сильно разозлился на Грека. Хотел было выругаться и даже произнёс первое бранное слово, но осёкся, вежливо приветствуя появившуюся из соседней подворотни дворничиху