учителем информатики, который, по её словам, «намеренно придирается к Денису и Сёмке (внукам отца Иакова), и унижает их оскорбительными насмешками за их православность», по причине, как она думает, его принадлежности к «Свидетелям Иеговы». Помимо мальчишек-двойняшек, у дочери с мужем имелись ещё двое девочек: одной год, другой два, и всё бы ничего у Варвары, да муж шалопай, – поменял с десяток профессий, всё время в каких-то разъездах сомнительных (притом, и выпить не дурак), но Варвара без ума от него, – и кто осудит её за это?. Наконец, был звонок от отца благочинного Владимира, – тот с места в карьер завёл разговор об этом человеке из бани (и откуда узнал-то?!), называя его не иначе, как «опасный провокатор», и занудно, со свойственной ему подозрительностью, пенял отцу Иакову, что «как бы не прозевать у себя под носом тоталитарную секту очередного новоявленного «Исуса», или какого-нибудь «бога Кузю», нам ещё этого не хватало! и не дай бог, если слух об этом через охочих до всяких сенсаций СМИ достанет до ушей владыки да ещё накануне Архиерейского собора…» Но отцу Иакову было не впервой учтиво и резонно унимать начальственные треволнения; он отвечал, что «объективно на данный момент нет никаких оснований для развития событий в не желательном для нас ключе, но имеет место банальное людское любопытство ко всякого рода чудикам-проходимцам», что у него уже имеется информация, которая позволяет предполагать, что «это просто человек с расстроенной психикой, каких сейчас, увы, не мало в нашем отечестве, хотя, может быть, обыкновенный не слишком ловкий авантюрист-самозванец в расчёте на доверчивых бабулек и их кошельки», тем не менее, он, как глава прихода, «намерен в ближайший дни разобраться с этим субъектом и вывести его, так сказать, на чистую воду, о чём, разумеется, постараюсь незамедлительно информировать вас». На том и уговорились.
– Но каков провидец! – сказал отец Иаков, положив трубку.
«Провидец», в адрес отца Владимира, объяснялосб тем, что с минуты на минуту отец Иаков (всё же несколько озадаченный молвой в своём приходе о загадочном человеке из бани и его «чудесах») ожидал к себе Фёдора Опушкина, дружка-приятеля того, кто называл себя Иисусом, ставшим за эти дни настоящей притчей во языцех. Батюшка, при посредстве своих прихожан, связался по телефону с Фёдором (в то время вышедшему за парацетамолом к ближайшим соседям), и попросил придти к нему на беседу, желательно к трём часам, и Фёдор обещал придти.
На часах настенных было без пятнадцати три. Отец Иаков посмотрел в окно, откуда виднелся Ильинский храм с недавно подновлённым верхним ярусом колокольни, и блестела лужами вдоль церковной ограды дорожка, по которой уже спешил шагами саженьими Фёдор Опушкин, – никогда не приходил он точно минута в минуту, зато и никогда не заставлял себя ждать.
Настоятель принял его в своей комнате. На столе, уложенные красивой пирамидкой на блюде, отливали рубинами яблоки; батюшка был любезен, заговорил сперва о постороннем, посетовал на непогоду; рука его обмотанная чётками,