голову на бок, Нокте провела перед ним рукой, и десятки мотыльков испуганно вспорхнули, взмахнув крылышками, ударились о женскую грудь, ткнулись в лицо, запутываясь в волосах, и скрылись в тумане.
Обсыпанный пыльцой, мертвый тритон лежал на спине. Вода едва покрывала его острые плечи и бедра. От груди до паха зияла рубиновая пустота: сердца не было. Некогда длинные, бронзовые волосы тритона были острижены, и неровные пряди липли к фарфоровой коже. На шее алели полосы жабр, напоминая длинные порезы. Разорванную мочку удлиненного уха припорошило черным песком – им же успело занести одну ногу, будто море пыталось поглотить свое дитя.
Нокте склонилась над несчастным, положила ладонь на закрытые глаза, провела по разбитым губам, ледяной груди и просунула пальцы между ребер. Рука онемела, по спине пробежала дрожь.
«Ее нет! Жемчужина пропала!»
Магия текла по венам морского народа, собирая все силы в выращенной за сердцем жемчужине. Без нее тритон или русалка теряли способность не только колдовать, но и дышать.
«Ее невозможно достать, не убив, но кому это понадобилось? – Нокте попыталась вспомнить первого погибшего. – Его так же выпотрошили, но я не подумала о жемчужине, не проверила, на месте ли она».
В одном девушка была точно уверена: другие тритоны убили бы несчастного в поединке, а не расчленили, как рыбу для супа, и не лишили бы последнего достоинства – волос.
«Морские чудовища также не нападают без повода. Если их тревожат, они могут разорвать на куски, проглотить живьем, но не выпотрошить». На руку Нокте сел мотылек, а за ним прилетели другие, трепеща крылышками над мертвым.
Девушка попыталась смахнуть их и задела пальцем иглу на локте тритона. На коже выступила кровь. Окунув пораненный палец в воду, Нокте даже не поморщилась.
Сквозь сизый туман стали проступать обманчиво спокойные черные волны, несущие в ее сторону по-змеиному гибкое, длинное тело. Накрапывающий дождь размыл его очертания. Из воды показался гладкий, отливающий синевой плавник. Издалека люди приняли бы существо за рыбину, но при встрече с нею человек мгновенно лишился бы жизни.
Каждое чудовище имело свое имя. Нокте запомнила их с детства, рисуя пугающие образы на раковинах. Адаманда одобряла увлеченность младшей дочери, считая морских «стражей», как она их называла, важной составляющей подводного мира и главным «оружием» против врагов. Однако немногие разделяли мнение королевы. После войны с людьми прапрадед Нокте, король Потидэй, выстроил из костей самых крупных Латанов[7] стену, навсегда отделив северные воды от коралловой столицы. С помощью трезубца он заточил опасных питомцев в пропасть Сомбры, где они погрузились в спячку.
Серпенс высунул из воды свою чешуйчатую морду, открыл четыре сапфировых глаза и поддел носом тело.
«В прошлый раз к мертвому приплыл аквапил, а теперь серпенс…» Морские змеи чаще всего окружали Нокте, реагируя на аромат ее крови. Аквапилы же изменяли свое тело, сливаясь с водой и камнями