конечно! Я ужасно соскучился!
– Почему же ты тогда сказал, что тебя не надо встречать?
– Да просто не хочется тебя обременять.
– Фёдор, послушай. Если бы мне это было обременительно, я бы не стала тебя встречать. Вот опять! Я к тебе тянусь и натыкаюсь на стену безразличия.
Фёдор смял бутерброд и швырнул в раковину. Но вдохнул, выдохнул и сказал:
– Я глупость сморозил. В голове все вверх дном. Прости меня.
Инна помолчала.
– Ладно. Я понимаю. Мне пора.
– Люблю тебя! – успел сказать он.
– И я тебя люблю, – ответила Инна. – Постарайся не грустить. И коньяк вылей!
Смыв с руки сливочное масло и хлебные крошки, он зашел в свою комнату, дернул коньяка из бутылки и лег. Спать как будто не хотелось. Но он уснул.
10
Снилось что-то невнятное. Мелькали знакомые лица, доносились неразборчивые слова. Кто-то проскакал на белой лошади, судя по комплекции всадника, это был Панибратов. Потом все погрузилось во тьму. И из тьмы выплыл тихий голос, который повторял:
– Кто ты? Что ты? Кто ты? Что ты? Кто ты? Что ты?
И этот голос выволок его из сна, будто утопленника из реки. Кто-то звонил в дверь. Средний-короткий, средний-короткий. Кто ты? Что ты? Кто ты? Что ты? Фёдор слез с кровати и, задевая стены, побежал открывать. Спросонок придумалось, что это приехала Инна. Может быть, даже в плаще на голое тело. Но это был Карцев в своей старомодной болоньевой куртке.
– Федь, ты чего? – сказал он.
Фёдор оглядел себя. Одежда на месте.
– Чего, Жень?
– Я звоню, звоню! Я уж испугался, что ты с горя повесился. И телефон не отвечает.
– Уснул, – сказал Фёдор и тут же позевал, прикрыв рукой несвежий рот.
Карцев прошел на кухню, взял из тарелки бутерброд, откусил половину, запил чаем.
– Чего несладкий-то?
– Сахар забыл купить, – ответил Фёдор и сел к столу. – До завтра потерплю.
Карцев, сопя, доел бутерброд, вытер рот носовым платком.
– Слушай, я подумал, как-то неудобно получилось. Бросил тут тебя одного и уехал.
– Хочешь вместе телевизор посмотреть? – спросил Фёдор, потирая зудящий глаз.
– Тут нет телевизора, – ответил Карцев. – Бабушка Биби не смотрела телевизор. Папа мой, царствие небесное, подарил ей лет двадцать назад видеодвойку и кучу кассет. Так она все на помойку вынесла. Говорила, мол, разум ее – храм. Слушай, вкусно. Можно еще?
Он достал батон, масло, колбасу и стал делать бутерброды. Фёдор умылся холодной водой.
– Так вот, – продолжил Карцев. – Хотел тебя позвать на одно представление. Мой знакомый артист сегодня выступает в каком-то дико модном месте. Билетов не достать. Он меня давно звал. Отдохнешь в последний вечер. А завтра выспишься и поедешь.
– Пошли, – пожал плечами Фёдор. – А что там будет?
– Без понятия. Но свободных мест, говорю, нет. Может, встретишь кого-то из коллег.
– Что-то мне расхотелось идти.
– Ой, да брось! – махнул надкушенным бутербродом Карцев. – Дома, что ли, киснуть? В крайнем случае, если захочешь, можешь кому-нибудь дать в рожу. Я тебя даже