точка отсчёта, что она готова к великим свершениям, которые поджидают её в будущем, что она, именно она, как думают и тысячи других подростков, способна что-то изменить в этом мире в лучшую сторону и перевернуть человеческое представление о бытии. Сколько в этом наивности, сколько невинной прелести юного сознания, которое полагает, что именно оно станет тем самым великим гением, который изобретёт вечный двигатель, найдёт святой грааль, создаст машину времени или разгадает тайны вселенной, – сколько наивности, но, вместе с тем, юношеского задора и пылкости, которые можно использовать по назначению – для совершения чего-то особенного, конечно!
Большинство из этих подростков уходит в дебри обыденности. К сожалению, юношеский задор не вечен, а жизнь идет своим чередом, так что люди редко остаются юношами в более преклонном возрасте. Теми же, у кого юношеский задор не угас и энергии много, активно ведутся поиски возможностей совершить подвиг; но где они, эти героические свершения, которые ждут, чтобы их воссоздали вновь на ткани нашего времени? Где они, эти драконы, которых должен победить доблестный рыцарь? Где сказка в нашей серой обыденности?
Нельзя сказать, что всё это Вознесенская прочла, глядя Бунташной в глаза, – вовсе нет. Но эти мысли промелькнули буквально за секунду-другую у неё в голове, и Вознесенская не могла не поддаться им, как не могла не поддаться очарованию Бунташной. Как уже было упомянуто, на этом моменте в мировоззрении Вознесенской что-то поменялось. Она что-то осознала – или вспомнила – и поддалась этому порыву всецело, без сомнений. Нельзя сказать, пожалеет ли позднее Вознесенская о том, что она поддалась этому порыву, или будет, напротив, рада полученному опыту, но пока героиня находится в данной точке карты времени и всевеликий Хронос не сдвинул её дальше этих нескольких секунд, её можно назвать человеком, неожиданно близко протягивающим руку к тому, что она на данном этапе развития наивно готова была бы назвать своим счастьем.
Вознесенская, конечно же, ошибалась.
* * *
– Предлагаю пойти в сторону той незамысловатой изгороди! – проорала Вознесенская сквозь порывы утреннего ледяного ветра, который сметал всё на своём пути. Был уже октябрь, и начинало слегка холодать.
– Ты не можешь просто взять и пойти в лес, Вася, там опасно! – проорала Ирина в ответ.
– Это не лес, – отозвалась Вознесенская.
– Нет?
– Это… кустарничек.
– Посмотри внимательно: там бурелом, на улице холодно, а ты – в короткой куртке. Вася!
– Ничего, прорвёмся, – воскликнула Райан и, выкинув сигарету, – сигарета описала дугу и чуть было не шлёпнулась Вознесенской на голову, – первая отправилась в бурелом, провожаемая восхищённым взглядом Вознесенской и осуждающим – Ирины.
Вознесенская последовала за Райан. Ирина одиноко осталась стоять, качая головой на такие детские забавы.
– Подростки, что с них взять, –