девки? Милиционеры тут приходили, матерились, Федьку искали.
Мать опустилась на лавку, к столу, щеку рукой подперла, сказала буднично:
– Приходили уже?
– Братка в партизаны убежал. Коня и винтовку у братки Саши украл и убежал.
– Ты откуда знаешь? – охнула Федоровна. – У Сахи, значит, украл. Где Саха сейчас?
– К десятскому пошел. Долаживаться.
Каверзины на подарки не поскупились. Одних леденцов отвалили пятифунтовую банку. Степанка еще никогда не видел такой горы конфет, счастливо заулыбался.
– Ты, мама, еще пойдешь к Каверзиным?
– Зачем это?
– Пойдешь, так они, может, еще монпасеек дадут.
Мать невесело засмеялась.
– Ладно, и этих хватит. Жадный какой. А про Федьку помалкивай.
– Не маленький, – согласно кивнул Степанка.
Он запустил тонкую, покрытую цыпками руку в расписную банку, горсть конфет сунул в карман.
Федоровна встала, прижалась спиной к печке, закрыла глаза.
– Я к Шурке пойду. А ты чо, заболела?
– Отвяжись от меня, репей. Не заболела… Иди, коль надо.
Степанка толкнул дверь, пулей вылетел на улицу: как бы мать не передумала.
В доме у Ямщиковых пахло кожей, потниками.
– Здорово, коли не шутишь, – отозвался на приветствие старший Шуркин брат, Васька, починявший у окна хомут. – Замерз? Лезь на нары. Твой-то дружок, пока ходил за аргалом, чуть не ознобился, на нарах сидит.
– Не ври! – обидчиво крикнул Шурка. – Ты сам ознобился, когда пьяный был. Тятька хотел тебе порку задать.
– Смотри у меня, – погрозил Васька. – Кошка скребет на свой хребет, – другим тоном спросил: – Убежал, значит, твой братан? Степанка, слышишь, тебе говорю. К партизанам, видно, а?
Шурка толкнул друга в бок.
– Не знаю, – Степанка свесил голову с нар. – Ты тоже хочешь убежать?
– Не выдумывай, – Васька испуганно оглянулся, не слушает ли кто. Поковырявшись шилом, отложил в сторону хомут, потянулся, хрустнул плечами. Вышел во двор.
На нарах ребятишки шептались.
– Мужиков много в партизаны убежало… Как будет, думаешь, когда белых разобьют?
– Тогда чай станут продавать, – Степанка хмурит лоб. – В школу будем ходить, новые книжки каждому раздадут.
– Девчонкам книг не дадут. Мой тятька говорит: бабья грамота да кобылья иноходь – едино.
– Не дадут, – соглашается Степанка.
Вернулся Васька, гулко хлопнул дверью.
– Андрюху Каверзина видел. На коне проскакал. Злой. Поймает Федьку – живым не выпустит.
– Ну да! – закричал Степанка. – Так-то он ему дался. У него, знаешь, какая винтовка? Да шашка – волос режет. Он твоему Андрюхе р-раз – и голову снесет.
– Эк, какая у вас порода, – Васька покрутил головой.
– Не слушай ты его, – дышал на ухо Степанке Шурка. – По теплу давай сами к партизанам убежим. Коней нам там дадут.
Хороший Шурка друг, настоящий.
Трудная это была зима, смутная. Где-то шли бои; большевики, идущие из