и зажигательный, неистовый и оттого, для непосвященного, страшный.
Гораздо более доканывала пьяная Юрычева ахинея, которую он нес не умолкая, на повышенных тонах, будто бы обращаясь ко всему миру сразу. Его ораторство было бессмысленным не только потому, что не было аудитории, но и потому, что мутный потоко слов сам по себе не имел смысла. Позже, немного разъяснив для себя Юрыча, до меня дошло, что смысл все-таки был. Просто Юрыч был не homo sapiens в привычном смысле, а переходная модель от человека разумного обратно к человеку природному.
Причем переход этот состоялся не только под влиянием алкогольной деградации, но и от какого-то, случившегося давно, и еле удерживаемого в памяти надлома. Может быть трагедии, а может быть несостоявшихся замыслов, или рухнувших надежд. В общем, Юрыч представлял собой человечьи руины, по которым еще можно опознать контуры и очертания здания, но тлен которых уже вытеснялся природой.Он пытался бороться с этим своим не то разложением, не то замещением, однако делал это по наитию и только потрезву. По пьянке же попытки борьбы быстро перерастали в саморазрушение. Остатки разума пытались бороться, но, сгорая в алкоголе, создавали какой-то новый и нелепый мир, как языки пламени создают композиционно сложные видения.
Слушать Юрыча было забавно. Смотреть на ужимки и прыжки тоже. Но от всего вместе быстро наступало утомление. И тогда я боролся с Юрычем частым подливанием водки в стакан. Доходя, как и все алкоголики, до определенной дозы, он быстро угасал и засыпал, изредка во сне вскрикивая, на пути к протрезвлению выдавливая остатками разума замещаемый мир.
Так или иначе, именно из его алкогольных откровений я узнал, что окунь в неком Черном озере пропал оттого, что «этими суками» был проведен эксперимент и в озеро запустили карликовых дельфинов. Они то «всё и поели», а потом издохли сами. Да и само озеро, дескать, тоже появилось в следствие ядерного эксперимента. Теперь мне было известно, что прожженный по пьяному делу у костра бушлат моего собутыльника – дело посещения инопланетянами реки Иланьги и отбирания ими из Юрычевого организма пробы. Знал я и что есть у Юрыча в лесу схрон, а в нем оружие времен второй мировой войны, по большей части немецкое.
На мою заметку, что линия фронта проходила в полутора тысячах километров, он не стушевавшись ответил, что это был диверсионный отряд, и если бы я не подлил собутыльнику водки, Юрыч договорился бы до того, что это именно диверсанты и запустили в озеро карликовых дельфинов.
Также, по большому секрету, он поведал что есть у него в лесу приятель, живущий де по горнему закону, а у приятеля того борть. А в борти живут одичавшие шмели княжьей породы. Шмели те, делают мед со вкусом дегтя и необычным, почти наркотическим эффектом. По правде говоря, глядя на Юрыча, я порой начинал верить в существование волшебного меда, – так его несло.
Однажды, когда я скучал за бутылкой пива перед телевизором, распахнулась дверь предо мной предстал совершенно безумный Юрыч, протянул спичечный коробок и отрапортовал:
– Ай