был прав – я в кабардинском не силён.
Этот вопрос мучает меня с детства. Мыслительный процесс происходит у меня на русском языке, я на нём думаю и разговариваю. Почему я не говорю на родном языке или на родных языках, я не понимаю. Видимо, я не способный, чтобы овладеть такой тяжелейшей наукой, как кабардинский язык.
В жизни нет ничего труднее, чем учить родной язык, если не знаешь его с детства. Легче выучить любой другой, хоть китайский, тут нет психологического момента. Проговаривая изучаемый язык, не стесняешься практиковаться. Говорить неправильно на родном языке такой позор, что стыд блокирует любое поступательное движение. Чувствуешь себя чужим среди своих и своим среди чужих.
Проживая семнадцать лет в России, я был лицом кавказской национальности, пиковым, чёрным, зверем и тому подобное. Но полностью понимал язык и людей на нём говорящих. Дома я свой, на родине, но кроме небольших познаний на примитивном бытовом уровне, я ничего не понимаю из произвольного разговора. Это как, например: англичанин проживает в одной из английских колонии, где государственный язык английский и всё принадлежит королеве, но население говорит между собой на непонятном наречии.
Эмоционально, ментально я чувствую принадлежность к своему народу, но выражать языком не могу.
Отец никогда не говорил с нами на родном языке, как будто не считал нужным, чтобы мы знали его язык. В село мы не ездили, связь с землей была потеряна у нашего семейства. И результат всего этого – космополитизм.
Я не чувствую себя полностью кабардинцем, я не чувствую себя осетином, я не чувствую себя русским. Кто я? Вобравший всё понемногу.
Пропасть, духовная пустота делала меня беспомощным во многих вопросах жизни. И теперь это мешало в общении с Мариной. Я припомнил, что как-то она развозила таблетки и я начал разговор с ней.
– Как дела, Марина? Всё хорошо?
Она коротко бросила.
– Та-а! – что-то среднее между русским и кабардинским «да».
– Как выходные? Хорошо отдохнула?
– Та-а! – отвечала она резко и по-детски.
Я расплывался в улыбке. А она катила тележку дальше.
Однажды, проходя мимо сестринской, я увидел Марину… Она сидела за столом и что-то писала. Я зашёл.
– Привет, Марина!
– Привет, – ответила она.
Я прошёл к столу и присел напротив.
– Что делаешь?
Марина вздохнула, положила ручку и сняла маску с лица.
– Почему ты избегаешь меня? Я хочу поговорить, а ты как будто боишься?..
Марина встала из-за стола. Подошла к раковине, открыла воду и начала мыть руки.
– Я разочарова-алась в мужика-ах! – проговорила она.
Я невольно рассмеялся, так забавно она это сказала.
– Почему?
– Все мужики пьяницы и наркоманы.
– Я не такой.
Марина смотрела на меня покачиваясь, подыскивая слова для ответа.
Тут показалась Роза, подняла крик и выгнала меня из сестринской, как козла из огорода.
Я пошёл дальше, размышляя над словами Марины.