христианства, – смело посмотрел в глаза спросившему полоцкий князь. В толпе дружинников и подступивших любопытных опять послышались охи и цоканье языками. Святослав попытался подать младшему брату знак, чтобы тот прекратил это, но тот не заметил.
– В таком случае, прости, но тебе придётся войти не через эти врата, а вон те, – указал он на Подольские ворота у Копырева конца33, – так полагается…
Всеслав посмотрел туда, куда ему указывали. Было не так уж далеко, тем более, на лошади. Это не займёт много времени, но сколько отнимет чести у князя, которому указали прочь от главного въезда, туда, где проходили чужаки, в основном купцы, наёмники да разный люд, ищущий для себя какого-нибудь занятия и пристанища. Святослав ощутил пот на лбу, ему хотелось дать затрещину младшему брату, что он и сделал бы, не будь тот уже взрослым мужчиной и не соберись вокруг столько народа.
– Хорошо, – после непродолжительного молчания, кивнул Всеслав, и все выдохнули, – ты… я не расслышал, который ты из Ярославовых сынов?
– Всеволод, – представился тот.
– Всеволод, – запоминая, повторил князь Полоцка, проведя языком по своим ровным, белым зубам, словно облизав и проглотив имя. Потом вернулся к своим всадникам и, взмахнув в седло, чуть надавил на бока коня. – Но! Нейола, друзья мои, едем! Погуляем на свадьбе, раз нас пригласили!
Глава четвертая. «Евнух»
Киликия и Анастасия, жёны второго и третьего Ярославичей, сидели в тереме со своими детьми и нарочитыми34 девицами, занимаясь рукоделием и поглядывая в окна с третьего этажа, как тренируют князья подрастающих мальчишек. Они были землячками, обе приехали из Царьграда в Киев восемь лет назад, только Настя невестой, присланной отцом, императором Константином для свадебного пиршества, а Киликия уже венчанной супругой с первенцем Глебом на руках, который сейчас, мужающим маленьким богатырём одерживал раз за разом победу над двоюродным братом. Как он становился похож на Святослава! Такой же смелый, рвущийся вперёд ко всему, что его занимало. Безудержный и пылкий юноша – таким она узнала когда-то его отца. Выйдя однажды в предзакатное время окунуться после жаркого дня – дом её семьи стоял на берегу бухты Золотой рог – Киликия, сопровождаемая служанкой, скинула с себя одежду и вошла в воду. Но вскоре заметила, как какой-то случайно забредший парень стоит, остолбенев, и смотрит на неё. Не закричав и не испугавшись, Киликия с достоинством протянула руку служанке, подавшей ей одежду, прикрылась и, выйдя из воды, указала властным жестом незнакомцу, чтобы он убрался вон. Она никогда не была трусихой, ропщущей от мужчин, как лань. Выросшая при братьях, любимица отца, Киликия знала себе цену, и не видела ничего зазорного в том, что кто-то увидел её девичьи прелести. Пусть стыдно будет тому, кто глядел. Но Святославу стыдно не стало. Шедший из Манганского дворца во Влахернские триклинии35, где разместили дружину русичей, он немного сбился