и мышцы, и жилы истончились, ушли в небытие.
Когда Итянь положил ладонь на костлявую грудь деда и обнаружил, что грудь не поднимается, он первым делом попытался вспомнить, сколько времени прошло с последнего дедушкиного вздоха. Для Итяня этот вздох остался незамеченным – словно листок, опустившийся на ворох собранной в кучу октябрьской листвы. Он дотронулся до дедушкиной руки, уже заледеневшей. “Я сидел тут все это время, – подумал он, – но где свидетельство моей заботы?”
Он не стал звать ни мать, ни брата. Вместо этого он приподнял одеяла и улегся рядом с дедом, головой к дедушкиным ногам, как они спали всегда. Так их и обнаружили мать с братом, когда пришли проведать. Самое верхнее одеяло много лет назад подарили на свадьбу его родителям. И там, где на ткани алел вышитый символ богатства, слезы Итяня оставили мокрое пятно.
Мать пощупала дедушку, а Ишоу помог Итяню подняться.
– Пойдем, – сказал брат.
Итянь чувствовал, как брат осторожно потянул его одной рукой за запястье, а другой обхватил за спину, и позволил довести себя до скамьи в доме. Словно в оцепенении, Итянь наблюдал, как брат набрал воды из бочки и вскипятил ее. Он и не замечал холода, пока пар от воды, вылитой на раскаленные кирпичи очага, не пополз по комнате, наполняя ее теплом. Но вряд ли же он дрожит от холода, ведь все это время он пролежал под одеялами? Потрясенный, он чувствовал на лице горячее полотенце и пальцы Ишоу, растирающие сквозь ткань его глаза и нос с засохшими под ним соплями.
Протерев брату лицо, Ишоу тихо вышел из комнаты. Итяня переполняла признательность – и за нежность брата, и за то, что он оставил его одного. Итянь хотел отгоревать в одиночку. Ишоу не оплакивал дедушку и не понял бы глубину скорби Итяня – нет, единственным человеком в семье, кто по-настоящему понимал его, был именно дед, это его истории открыли Итяню мир за пределами их собственного, крохотного. Итянь вспоминал дедушкины рассказы с небывалым прежде упорством. Сберечь их – его долг перед дедушкой, потому что больше Итяню от него ничего не осталось.
Глава 4
Весь вечер Итянь прождал на набережной, на самом высоком месте тропинки, в надежде высматривая вдали Ханьвэнь. Обычно они встречались здесь в пятницу по вечерам, но на прошлой неделе умер дедушка. Целую неделю Итянь тосковал по Ханьвэнь, и сейчас больше всего на свете ему хотелось поговорить с ней, но в некоторые вечера, когда работы было особенно много, Ханьвэнь не могла уйти.
Он посмотрел на два мешка с арахисом, которые принес с собой. На вопрос матери, что он такое творит, Итянь ответил, что закончит перебирать орехи на улице. Он надеялся, что недавняя смерть дедушки станет в глазах матери оправданием странным поступкам сына. Они оплакивали покойного столько, сколько полагается, после чего мать вручила Итяню джутовый мешок, набитый только что собранным арахисом, и заявила, что пора приступать к работе.
День уже клонился к закату, и Итянь осознал, как мало он успел сделать. Он ускорил