слышал. Ничего, видимо, хорошего. Учёные, творческие люди опаснее даже убеждённых головорезов. Взять хоть нашего общего друга, – он помахал широкой пятернёй Ювелиру, наблюдающему за ними из далёкой ложи. Тот радостно закивал. – Сколь головастый муж. Опаснее скорпиона. У скорпионов, если не знаешь, чем больше хвост – тем ядовитее, а у людей всё иначе. Мой хер больше него целиком будет, но у людей-то весь яд в голове. В большой такой, умной, лысой. Видимо – мудрость волосы выдавливает. – Силач посмотрел на артефактика, как бы оценивая его умственные способности по шевелюре. Увиденным, вроде бы, удовлетворился. Покрутил немного свои длинные обвислые усы, глядя без радости на арену. – Вода закипала, но капитан не кричал. Не сознавался, не соглашался. Теперь остудили. Что же дальше ждёт капитана?
– Судить не берусь.
– Мудро.
– Но что-то, связанное с женщинами и волосами, бедняге ещё предстоит.
Усатый здоровяк громко хмыкнул, но в глазах мелькнуло одобрение. Вероятно – оценки мага, а не его предположения. Они почти на равных обсуждали проблему големов, концепцию магии творения и возможные перспективы подобных идей, когда на арену выволокли два мешка. Их подтащили поближе к котлу, чтобы скованный мужчина мог видеть, один упал без движения, другой страшно дёргался. В соседних ложах явно заинтересовались, разговоры притихли. Вспоров первый мешок, достали женщину. Грубо, за ногу, оттащили к столбу, привязали на длинную верёвку так, чтобы могла двигаться. Её рыжие волосы кроваво-пыльным колтуном липли к разбитому лицу. Из другого мешка, уже с бо́льшими предосторожностями, выпустили здоровенную, с крупную собаку, обезьяну. Та завизжала, оскалилась и забилась в угол, между аркой дверей и стеной, ограждающей арену.
– А-а. А ты был прав, мастер. Смотри, это меланорский гамадрил. Особо крупный.
– Видал таких. А женщина?
– Да кто ж её знает. Баба и есть баба. У каждого можно найти такую вот, а то и парочку, чтобы на жалость давить при случае. Привычная шлюха, знакомая прачка, пригожая булочница или швея какая. Я уже видел подобные представления. Теперь гамадрил будет её, на глазах побитого капитана, трахать. – Здоровяк заметил удивление Аспена и рассеянно пояснил детали. – Натаскивают таких специально, дрессируют. Чтобы вот такие казни… нет, чтобы позорить как бы, наказывать, постыдное это дело – когда тебя трахает гамадрил. Только зря они это.
Обезьяну копьями выгнали из угла, оттеснили к привязанной женщине. Та уже немного пришла в себя, задёргалась на верёвке, пытаясь спрятаться за столбом, отступить подальше. Не имея возможности напасть на вооружённую стражу и явно опасаясь копий, гамадрил бросился на девушку, испуганный не меньше неё, но и страшно злой, доведённый почти до безумия. Трахать, вопреки ожиданию некоторых, не стал. Был не в духе, не знал бирнийского или просто не любил рыжих… Одним прыжком зверь взлетел несчастной на плечи, вцепился