Только-только двадцать второй годок пошел, еще не перебесился. Поедет по осени в Петербург, там себе невесту со связями подыщет.
– Когда Кузьма Ильич-то вернуться собирается?
Старый князь пожал плечами.
– Пишет, что не раньше осени – елизаветградское имение сильно татарами разорено, кроме него никто с делами не сладит. Скот весь нужно новый покупать и с крестьянами разобраться – какие-то из татарского плена в свои дворы вернулись, других мусульмане успели в Крым с собой увести, третьи в бега подались.
– Авось, он ничего и не узнает, – решила княгиня.
– А и узнает, ничего страшного, – сердито буркнул князь, – с него не убудет, чай холоп, не вельможа. Подарю ему сто рублей, чтобы не обижался.
– Ста много будет, батюшка ты мой, – рассудительно возразила княгиня, – пятидесяти хватит. Но лучше, чтобы не узнал, конечно. Петруша, думаю, к его приезду уже в Петербург отбудет.
Однако Петр в Петербург не торопился, и к осени страсть его ничуть не утихла. В начале сентября от Хохлова пришло письмо – он сообщил, что привел дела елизаветградского имения в порядок, оставит там толкового управляющего и прибудет через три недели. Дарья поскучнела, Петр ходил хмурый, и однажды, когда он приехал в Иваньковское обедать, отец за столом, словно невзначай, добродушно заметил:
– А не скучно ли тебе дома, князь Петр, что невесел ходишь? В Петербурге служба ждет, а ты уж, вроде, от хворей своих оправился.
Петр помрачнел и ничего не ответил, но на следующий день, встретившись с Дарьей, вновь начал ее умолять:
– Уедем! Куда угодно, не смогу я видеть, как твой муж приедет, возьмет тебя за руку и поведет в ваш дом, а там…. Умру я, когда буду думать!
– Петруша, – шептала она, прижимаясь щекой к его плечу, – ненаглядный мой, красавчик мой, я ведь и сама, когда о том думаю…. Только что можно сделать, если он муж мой законный, в церкви со мной венчанный? И куда нам ехать?
– Куда угодно, только подальше от него.
– Догонит он, под землей найдет, и что тогда?
– Прикажу его выпороть, только и всего! – неожиданно вспылил князь. – Он холоп и не смеет против моей воли идти.
Дарья резко отодвинулась.
– И я холопка, барин, неравная тебе, – сухо ответила она, – вскружили мне голову твои ласки, но хоть и грешна, только под кнут законного мужа своего подводить не стану. Пришла нам пора расстаться, барин.
– Дарья! Нет!
Она высвободилась, поднялась и начала оправлять одежду. Князь лежал неподвижно и следил за ее руками, отряхивающими сено с подола юбки.
– Прощайте, барин, – торжественно проговорила Дарья, наклонилась над ним и, коснувшись его губ коротким нежным поцелуем, исчезла.
«Зачем жить? – думал Петр, тупо глядя вверх, где сквозь разворошенное сено проглядывал кусочек затянутого облаками неба. – Только ведь убить себя грех, а на войну… Отец должен меня отпустить, иначе… иначе я сам уеду. В конце концов, мне двадцать один год, и даже батюшка не может воспретить мне послужить отечеству»
Подходя