на Джезри, тот нахмурился и отвернулся. На самом деле он не хотел ввязываться в драку с пенами.
К этому времени мы уже вошли в моё родное предместье. Целый квартал занимало здание, похожее на гипермаркет, но явно принадлежащее некой контрбазианской скинии. На газоне перед ним стояла пятидесятифутовая белая статуя какого-то бородатого пророка: в одной руке он держал лопату, в другой – фонарь.
В придорожных канавах из-под наслоений выброшенных обёрток росли дурнопля и буряника; под серой плёнкой сконденсированных выхлопных газов ворошились, словно черви в мусорном пакете, выцветшие кинаграммы. Сами кинаграммы, логотипы, названия товаров были мне незнакомы, но по сути оставались теми же.
Теперь я понял, почему Джезри так по-свински себя ведёт.
– Сплошное разочарование, – сказал я.
– Угу, – отозвался Джезри.
– Столько лет читать хронику, каждый день на провенере слушать удивительные истории… Всё это как-то…
– Заставило ожидать большего.
– Ага. – Мне пришла в голову новая мысль. – Ороло когда-нибудь говорил с тобой о десятитысячниках?
– Разрыв причинно-следственных областей и всё такое? – Джезри странно посмотрел на меня. Удивился, что Ороло удостоил меня такой беседы.
Я кивнул.
– Классический пример дерьма, которым нас кормят, чтобы всё это казалось интереснее, чем на самом деле.
Однако я чувствовал, что Джезри пришёл к такому выводу только сейчас. Если Ороло говорит про РПСО всем фидам, что тут особенного?
– Нас не кормят дерьмом, Джезри. Просто мы живём в скучное время.
Он сделал новый заход:
– Это стратегия привлечения. Точнее, удержания.
– То есть?
– У нас одна радость – ждать очередного аперта. Посмотреть, что там снаружи, когда ворота откроются. Когда там оказывается то же дерьмо, только гаже, что нам делать? Только записаться ещё на десять лет и посмотреть, не изменится ли что-нибудь к следующему разу?
– Или пойти дальше.
– Стать столетником? А ты не думал, что нам это бесполезно?
– Потому что их следующий аперт совпадает с нашим, – сказал я.
– А до послеследующего мы не протянем.
– Ну, многие доживают до ста тридцати, – возразил я. Лучше бы промолчал: сразу стало ясно, что я прикинул в уме то же самое и пришёл к тем же выводам, что и Джезри.
Он фыркнул.
– Мы с тобой родились слишком рано, чтобы стать столетниками, и слишком поздно, чтобы стать тысячниками. Родись мы на пару лет раньше, мы могли бы оказаться подкидышами и попасть прямиком на утёс.
– И тогда мы бы оба умерли, не увидев ни одного аперта, – сказал я. – К тому же меня, может, ещё и могли подкинуть, но тебя, судя по тому, что ты говорил о своей биологической семье, вряд ли.
– Скоро увидим, – сказал он.
С милю мы шли в молчании. Хоть мы ничего и не говорили, мы были в диалоге: странническом, когда два равных на прогулке пытаются что-то понять, в противоположность