вас касаться!
– Ошибаетесь! Дела маркизы меня касаются ровно настолько, насколько эта хитрая женщина додумалась полностью передать дела Бопре! Потому что, в таком случае, некоторые сделки окажутся весьма многозначными! В том числе, и для меня!
– Сомневаюсь, что маркиза захочет вас видеть!
– Ах, значит, ей ко мне являться можно, а мне – нет! – зло выпалил Фабьен, выдержал маленькую паузу и заметил: – Вижу вы даже не удивлены этой фразе? О, вы наверняка считаете, что эта женщина делает все правильно!
– Маркизу де Буассель я знаю давно и не вижу причин сомневаться в ней, месье Ле Бре, – холодно ответила девушка. – Чего не могу сказать о вас.
– Удивительно, но я также был о вас гораздо лучшего мнения, мадемуазель, – парировал он ядовито.
– Нет, удивительно другое, – процедила она. – Что у вас хватает наглости являться в этот дом.
– И это вы мне говорите о дерзком поведении? – он оценивающим взором скользнул по ее фигуре. – Видимо, вы, как и ваша уважаемая маркиза, уверенно следуете целям. Любым!
– Я могла бы вас ударить, месье Ле Бре, но считаю это ниже себя. Дайте пройти! – Шарлотт нарочно задела его плечом, затем обернулась. – Хотя, впрочем, может, мне стоит задержаться, чтобы увидеть, как дворецкий закроет дверь перед вашим носом?..Хорошего дня!
И она с гордо поднятой головой направилась к ожидавшему ее экипажу. Некоторое время Фабьен смотрел ей вслед, затем сплюнул с театральной досадой и пошел в обратную сторону, передумав наносить визит. Дышалось ему тяжело и болезненно. Воздух, казалось, одним горячим комом застревал в груди и вызывал спазмы в мышцах. Плечи были напряжены, кулаки сжаты.
– Кажется, все дело в маркизе, – пробормотал он. – Эта хитрая женщина или посвятила Шарлотт в свои темные делишки, или просто делает все, чтобы настроить ее против меня. Что ж, это будет мне уроком, не стоит очаровываться первой встречной владелицей голубых глаз.
…Вернувшись домой, Шарлотт убежала в свою комнату и упала на подушку, заливаясь горькими слезами отчаяния. Пару раз ударив кулаком по спинке кровати, чтобы справиться с душащими ее эмоциями, она стиснула зубы и тихо застонала. Еще какое-то время она прерывисто всхлипывала, потом, успокоившись, села на постели и вздрогнула: у стены стояла мать.
– Прости, – смутилась герцогиня, – ты не закрыла дверь…
Ответом ей было молчание.
– Если ты хочешь поговорить – говори. Я так сожалею о всех тех годах, когда меня не было рядом. Понимаю, что ты просто не привыкла делиться тем, что с тобой происходит…
– Мне больно… – выдохнула девушка, не глядя на неё. – Сердце словно раздавили тяжелым сапогом и встали туда еще раз. Я так глупа и наивна, да? Я позволила себе влюбиться впервые за свои восемнадцать, а теперь жалею об этом. Как с этим справиться, мама?
Та тяжело вздохнула:
– Иногда, когда сердце грубо раскалывают на кусочки, оно уже даже не склеивается… Мне было шестнадцать,