счетом ничего. Он это точно знает, хотя ни разу не видел в своем сне ни одной из палуб. Вокруг все пропитано черным, вязким мраком, окутывающим целиком со всех сторон, едва попадаешь внутрь. Глухая, давящая на уши и мозг тишина мертвого корабля. Тишина мертвого бескрайнего космоса за окнами запыленных иллюминаторов.
Он делает несколько шагов вперед и замирает, вздрогнув от первого звука, пробившегося к нему сквозь вату вакуума. Почему-то он слышит тоскливый, надрывный скрип шарнирной подвески управления вектором тяги сопла одного из трех жидкостных двигателей челнока. Почему он его слышит? Как такое вообще может быть? Лайнт недоуменно поворачивает голову в сторону звука, словно там, среди этой тьмы, он может найти ответ. Увидеть его… Скрип прекращается. Обрывается так же внезапно, как и возникает. Словно там, за бортом, кто-то, проходя мимо, увидел брошенную игрушку. Подошел к ней, тронул одну из деталей хвостовой части и ушел, разочарованный, оставив сломанную и бесполезную теперь вещь.
Еще пара шагов вперед. И опять возникает мысль о том, что в пустом челноке нет невесомости. Он словно на заброшенном, списанном шаттле или внутри макета где-нибудь в музее NASA на Земле.
Еще пара медленных, неуверенных шагов, и где-то глубоко, на самом дне девятого круга ада, бывшего некогда его мозгом, тоненькой ниточкой на поверхность рвется еле слышимый крик самому себе: не ходи! Проснись! Напряги свои ослабленные невесомостью мышцы и вырвись наружу из этого кошмара! Ведь ты уже знаешь, что ждет тебя впереди… Но он слаб, он не может заставить себя проснуться и продолжает идти вперед.
Опять до его слуха доходит тоскливый скрип. Как будто челнок пытается что-то сказать человеку. Позвать на помощь, чтобы тот спас его, некогда сильного и быстрого, рожденного для неудержимой скорости и желания рассекать доступное только ему бесконечное пространство. А теперь умирающего тут, забытого и заброшенного теми, кто дал ему жизнь и цель.
Сколько всего он хочет сказать… Или предупредить? Его, Дэвида, потомка своих создателей, явившегося на его печальный, полный одиночества зов.
Два коротких щелчка. Сноп электрических искр падает с потолка и тает в глубине мрака. Перед Лайнтом загорается свет. Красный, круглый, покрытый толстым слоем пыли фонарь, обрамленный ржавой сеткой проволоки, свешивается сверху на толстом, обмотанном изолентой проводе. Его слабый свет окрашивает в багровые цвета тех, кто находится за ним. Его жену, сидящую посреди пустой палубы на обычном деревянном стуле и держащую на коленях их сыновей. Головы всех троих опущены вниз. И Лайнт замирает на месте, не в силах даже пошевелить пальцем. Его жена медленными, ломаными движениями поднимает голову. Она не сразу находит его. Несколько раз смотрит вбок, словно слепой зверь, ориентируясь только на запах. На белом лице, подсвеченном красным, отчетливо чернеют лишенные белков глаза.
– Наконец ты пришел к нам. – Лайнту кажется, что рот у нее даже не открывается. – Дэвид, дорогой мой, где ты был? Мы так давно ждем тебя. – Голова снова